Мы с Женей пошли смотреть “Легенду о Нарояме” в кинотеатр “Буревесник”. По-моему на Пражской.

Сеанс был дневным и зал пустым. Оттого мы очень комфортно расположились на последнем ряду с водкой и банкой болгарских острых перцев. Евгению Всеволодовичу фильм очень понравился. Он морщил лицо и пропускал рюмку за рюмкой, захваченный происходящим на экране.

Когда мы вышли на свет, в грязно-сырой московский март, Женя был сам не свой. Он говорил без умолку, похожий на улетевшего из тёплой квартиры в промозглую Москву волнистого попугайчика, щебечущего просто чтобы согреться.

Мы купили ещё бутылку и сели на спинку скамьи в лысом сквере. Я выпил больше Головина, и помню из его рассуждений далеко не всё. Сильнее всего врезались в память его идеи о “мифе спереди”.

Головин предположил, что свобода действий для любой культуры эквивалентна мифу этой культуры. И вот тут исключительно важно, где этот миф расположен во времени относительно своего создателя. Скажем японцы помещают миф в будущем. И это заставляет их смотреть на свою историю безо всяких розовых очков.

То есть “Легенда о Нарояме” со всеми присущими этой ленте геронтомахиями и чадоубийствами - это тщательно демифологизированный, настойчиво документальный взгляд японцев в прошлое.

Оттого так жутко выглядят священные синтоистские книги, например “Кодзики”. Просто в этой книге мифа вовсе нет. “Кодзики” - это не миф. Это страшная правда.

Японцы, словно выкачивают миф из своего прошлого, чтобы использовать его в будущем. Это позволяет им быть максимально свободными, креативными и беззаветными при создании совершенно материальных образов грядущего. Японцы словно перекачивают миф из прошлого в будущее и ход времени заставляет мифический mist застывать в настоящем.

С русской культурой совершенно противоположная история. Русские мифологизируют прошлое, перемещая туда мифогенную силу из будущего. Само собой, будущее России от этого становится страшным, скучным, неказистым и предсказуемым. Ведь оно создаётся не в результате отвердения клубящихся радужных и золотых облаков мифа, а возникает под циничным и пьяным взглядом, смотрящим в завтрашний день безо всяких надежд.
……………….
Кроме того Жене понравился образ вонючки-Ризуки. Когда Ризуки пристраивался сзади к собаке, Головин облизал губы и прошептал что-то типа “ну молодец… ну мастак..”. Выходя из зала, Евгений Всеволодович заметил, что Ризуки важнейший компонент всякого комьюнити. Значение этого персонажа для здоровья общества темно и, вероятно, непрояснимо. Но интуитивно совершенно ясно, что без него совершенно никак не возможно.

- Вот и в нашей компании есть свой Вонючка”, - подытожил Головин достаточно длинный и смутный спич.
- Это кто же у нас за Вонючку?
- Да Саша Дугин, конечно.
_________________________________
“Мы из ордена” Алексей Смирнов, издательство “Посолонь”. Арзамас. 1998 год.