Мы не были в Ча-Аме год. Город отличался от себя прошлого так резко, что я невольно задумался о параллельных вселенных.

Прошлый Ча-Ам был полон воздушными шариками и детским смехом, серпантином и кошечками. Новый же выглядел так, словно его избрали своей столицей малайские пираты.

Какие-то компании в нечистых банданах размахивали в душной тьме поблескивающими неразличимыми предметами и завывали, как подвыпившие лесные духи. На пляже пухлявая, вьетнамского вида, дама с двумя грустноглазыми детьми попыталась обмануть нас на пятьдесят бат. Мы испугались и ринулись вон с пляжа, в поисках убежища.

Убежищем нам стал обшарпанный и мигающий цветными огнями бар полный очень пожилых, потрепанных жизнью шлюх и видавших виды мужчин, видимо очарованных прелестью упомянутых женщин.

Я не знаю что затянуло нас, не склонных к продажной любви супругов, в это тёплое гнездо разврата. Какая-то мягкая домашняя атмосфера распространялась вокруг этого злачного и мрачного по сути места. Лица и руки шлюх были морщинисты, плечи и спины грубо татуированы, одежда поношена, а загорелые крепкие ноги плохо выбриты, но во всём остальном женщины были прелестны, очень добры, мягки и трепетны.

Их трескучие голоса звучали тепло и вкрадчиво, двигались они плавно и красиво, пахло от них пряной тропической женственностью и вообще возникало желанье поверить в то, что эти немолодые блудницы - заколдованные принцессы.

А когда мы выпили по бокалу, мне стало казаться, что наваждение вот вот спадет, морщины и татуировки исчезнут, растает патина и пыль, и сгустится вокруг нас розовая кондитерская полная благообразных старичков в канотье и кокетливых юных официанток.

Не было сомнений в том что настроение, которое овладело нами, владеет и остальной публикой. Мы наблюдали за посетителями, пытаясь представить себе как они оказались в этом месте. И даже разыграли сценку, изображая двух англичан. Один рассказывал другому об этом баре.

- Когда я снова попал в этот город, я был совершенно растерзан. Я помню цветные фонтаны газировки и деревянных лошадок. Помню розовую и голубую сахарную вату, золотых рыбок из фольги и детские голоса. Целый год я мечтал о новом свиданье с этими улицами. И что же? Только подозрительные личности в живописных лохмотьях на заплеванных тротуарах. Только пронзительные глаза убийц под темными очками и мрачный гомон порочной тайны. Но я нашел. Я нашел убежище.

- Что же вы нашли, мой друг?

- Это бар. Древний и замшелый бар, полный пожилых шлюх. Но вы не представляете себе что это за старые шлюхи! Великолепные! Я бы сказал нежнейшие!

- Вот это находка! Отведите меня скорей туда!

Мимо бара проехала на блестящих и звенящих велосипедах чета пронзительно чинного немецкого вида. Выглядели они как морок. Как виденье прошлогоднего, глянцевого, семейного Ча-Ама.

Одна из обитательниц нашего бара бросилась за ними следом, крича:”Мужчина! Мужчина! Мы тут!”. Её энтузиазм был так велик, что я подумал, не пытается ли она спасти незадачливое семейство от, непредназначенной для них, грозной реальности.

Мужчина притормозил и обернулся, улыбаясь из под закрученных вовнутрь седых усов. Его монументальная медлительная жена, заметив досадное отставание, трубно и непререкаемо произнесла:”Супруг! Поторопись!”. Мужчина быстро отвернулся, втянул голову в плечи и стал бойко крутить педали.