Приснилось мне, что нас с Анжелой посадили в психушку. В очень странную психушку. Кафкиански огромную. Состоящую из бесчисленного множества соединенных между собой зданий разного стиля и разного времени постройки. Какие-то лестницы, лифты, арки, переходы. И, что странно, везде можно ходить. Двери закрыты только на улицу.

Во всем этом монструозном больничном комплексе шел перманентный ремонт. Какие-то небольшие краснорожие дядьки красили потолки, вися под ними в люльках. Пропахшие насквозь замазкой и покоцанные алкоголем тётки шпаклевали окна. Кругом на кафельных старых полах лежал полиэтилен. Везде были побелка, сварка и дырки в перекрытиях.

Я догадывался за что меня упекли. Меня подглючивало. Во первых у меня оказалась странная, совершенно обезьянья способность к прыжкам. Рабочие разобрали длинный, почти что десятиметровый лестничный пролет на пути в столовую и я, совершенно без труда, его перепрыгнул.

Кроме того я постоянно видел "аномалии". Например лифтовая шахта, явно заваренная годы назад, вдруг оживала. Приезжал лифт. Из него выходили врачи. Или комната возле столовой, битком набитая старыми железными кроватями вдруг превращалась в препорошенный побелкой, и устланый полиэтиленом, но тем не менее уютный зимний сад с прудиком и фонтаном в центре.

Я ни с кем, даже с Анжелой, не делился этими своими наблюдениями. Все что я хотел - это сойти наконец за нормального и получить свободу.

Время шло. Мы с Анжелой жили в отдельной, семейной палате. Обшарпаной и пропахшей кашей, но достаточно большой сталинской комнате со стрельчатым высоким окном.

Это были уникально хорошие условия для здешних мест. Большинство пациентов обитали в палатах на 8-12 человек с единственным туалетом на 2-3 палаты. Люди нам завидовали и, возможно по этому, мы ни с кем не общались.

Анжела взбунтовалась первой. Анжела курит и она просто хотела выйти во двор покурить. Но ее не выпустили. Сказали курить в окно. "И вы медик после этого?!" - кричала Анжела. "Вы рекомендуете мне курить в больничной палате!".

Анжела устроила ужасный скандал. В итоге ее буквально скрутили санитары и сделали ей укол. Я был в тот момент далеко, и когда прибежал на крик, Анжела уже лежала в кровати под транквилизатором.

На следующий день нас обоих вызвали к главному врачу и он объяснил, что если мы не будем соблюдать правил, нас лишат наших привилегий, переведут в общую комнату, или еще хуже, в комнату без окон, в подвал. В общем в свою палату мы вернулись взбешенные, но подавленные.

По пути от кабинета главврача к своей палате я случайно наткнулся на "аномалию" невиданной доселе яркости. Я отошел в туалет и буквально случайно переступил границу между светом и тьмой.

В одной стене больничного холла открывался вход в темный тоннель метро. Самым странным было то, что свет из ярко освещенного холла совершенно не проникал в тоннель. Я решил понять, что тут не так с физикой и вошел во тьму.

Там тоже шел ремонт. Похожие на Брыля из "Чародеев" дядьки в комбинезонах красили потолок туннеля в абсолютной темноте. Один из них заметил меня. "Ты как сюда попал?" - спросил он. Я молча перешагнул границу света и тьмы назад, вернувшись в больничный холл. Входа в туннель метро больше видно не было. В том месте была просто стена.

Когда мы пришли в свою палату, Анжела кипела.

- Мне похеру! - сказала она, - Хочешь, бежим отсюда вместе, не хочешь, живи в этом дерьме остаток жизни, а я убегу одна!.

- Конечно я с тобой! - ответил я, - вот только как убежать?.

- Да элементарно! - Анжела постучала по треснувшему и аккуратно подклеенному старым желтым скотчем стеклу арочного окна. - Мы на первом этаже. Разобьем стекло и выскочим!.

- Черт! А ведь правда! - ответил я, - надо только это сделать, когда ремонтники сверлить и долбить начнут, чтобы не попалиться.

Эта решимость бежать, открыла во мне какой-то клапан и я начал рассказывать Анжеле об аномалиях. В это время мы шли с Анжелой по длиннейшему коридору. Я бурно жестикулировал, в голос повествуя об исчезающих лифтах и меняющихся комнатах. Вокруг нас собралась заинтересованная стайка больных. Одна старушка в байковом пестром халате сказала: "Для того они и ремонт делают, чтобы все это замаскировать". В словах старушки был несомненный резон…

В какой-то момент я понял, что буквально тащу Анжелу куда-то вглубь кафкианского здания. "Ты знаешь куда мы идем, вообще?" - спросила Анжела. "Я нет, но мои ноги, похоже что-то знают", - ответил я.

Мы очень долго и быстро шли, перепрыгивая провалы в полу, пробираясь по замшелым и скользким карнизам снаружи здания, на высоте двадцати метров над железными ржавыми крышами. Мы шли через огромные залы, полные работающих токарных станков, по каким-то узким подвальным переходам, по низкому и невероятно широкому чердаку. И, наконец, мы выбрались на крышу какого-то подмосковного профилактория.

Здесь уже совсем не пахло больницей. Здесь пахло советским отдыхом. Котлеткой на хлебушке на завтрак, мебельным ДСП, половыми тряпками и еловым освежителем воздуха. Мы ушли из дурдома.

С крыши мы спустились, перепрыгивая с балкона на балкон модернистского советского здания. Анжела обладала той же обезьяньей сверхспособностью, что и я. Наконец мы спустились в запущенный и влажный весенний сад. Здесь пахло сырой землей, травой и прелью. Мы пошли по хрустящей гравийной дорожке в ту сторону, откуда ветер доносил дух большой реки.

На берегу реки мы нашли кафетерий. У нас странным образом оказались деньги. Ужасно хотелось эспрессо. Мы не пили его два месяца. Именно столько времени мы провели в больнице. Мы сели за столик. Нам принесли кофе. Анжела выпила чашку с огромным наслаждением, откинулась на спинку стула. Стул не устоял. Он перевернулся и Анжела скрылась под столом.

Я поспешил помочь ей подняться. Обежал стол. Но под столом Анжелы не было. И тут я все понял. Анжелы вообще не существовало. Анжела была моим воображаемым другом. Симптомом моего психического расстройства. Теперь же я выздоровел и Анжела исчезла. Я упал на колени и буквально завыл от отчаянье в свежее весеннее небо.

Реальность продолжала "плыть". Сначала я понял, что и психушки тоже не было. Я просто трипанул. Нажрался каких-то кактусов у мексиканских студентов в общаге ВГИКа, и теперь, наконец-то приходил в себя. Я был исключительно молод. Я учился на первом курсе МГУЛ. Я шел по улице где-то в районе Маленковской. И вдруг я понял, что это нихрена не Маленковская.

Это вообще была не Москва и не Подмосковье. Это был совсем другой город. В этом городе в метро спускаются по цинковым желобам, напоминающим пляжные горки. В этом городе был city train, который ходил по балкону вдоль глухой, замшелой и покрытой пролетарского содержания фресками циклопической стены. На севере этого города находился гигантский ботанический сад с огромными финиковыми пальмами, английскими многогектарными лабиринтами, словно сбежавшими из фильма про Гарри Поттера и белыми кафе-беседками посреди лотосных прудов. Это был странный, выпуклый, похожий на помесь апрельского Рима с июньским Нижним Новгородом - город из моих снов.

В этот город я попадаю во сне с раннего детства. И в этом месте лежит выход из сновидения. Как только я понимаю, что я видел город, в котором я сейчас нахожусь во сне раньше, я просыпаюсь.

И я проснулся. И поспешил рассказать Анжеле этот сон, пока он не улетучился. Представляете себе мой ужас, когда я нашел анжелину кровать пустой. Я буквально в голос заорал:"Анжела! Анжела! Ты где?". "Чего орёшь, я тут!" - ответила Анжела из ванной…