Олег Батыгин: Это случилось больше восьми лет назад. Я тогда работал на одну мощную корейскую компанию. Я возглавлял разработку некоторого программного продукта. На тот момент я заканчивал проектирование архитектуры и планировал набор команды.

Я не люблю и не умею полностью погружаться в одно дело. Когда я делаю с большим увлечением что-то одно, ко мне в голову обычно непременно приходят любопытные идеи по поводу чего-то другого. Я всегда позволяю себе увлечься этими, вроде как не относящимися к процессу идеями. Просто потому что когда я с увлечением займусь ими, у меня сразу же появятся свежие соображения по поводу моей основной задачи. У всех самолётов по два крыла, а я более продуктивен, когда делаю два дела одновременно.

То же самое случилось и тогда. Как только я достаточно глубоко погрузился в архитектуру будущего приложения, мне в голову пришла идея яркой статьи. Чем с большим увлечением я работал над статьей, тем любопытней становилась архитектура приложения, которое я проектировал. И наоборот. Чем более оригинальными и яркими были мои структурные решения, тем ярче и смелее становилась статья.

Эта статья и стала причиной резких, очень странных, но крайне позитивных перемен в моей жизни.

Полностью пересказывать статью было бы скучно и долго, но не рассказать о чем она, значит ничего не рассказать.

Статья называлась "Системотехнический порог хрупкости и общество". Центральная идея текста состояла в том, что хрупкость информационной системы, которую представляет собой актуальная цивилизация непрерывно растет. Вместе с тем становятся выше риски. Буквально с каждым новым надстроенным цивилизационным" этажом" последствия обрушения всего здания становятся все более катастрофическими, а само обрушение более вероятным.

Метафора "здания цивилизации" позволяет интуитивно понять, чем катастрофа вызванная, скажем, обрушением Римской Империи выглядит весьма наивно и ванильно рядом с тем, что ждет нас в случае обрушения того, что построили мы.

Когда рушится одноэтажное строение, созданное из кизяка и бревен восхитительным мастером Лукьяновым вероятность того, что кто-то из его обитателей погибнет будет невысока. При обрушении придут в движение сравнительно небольшие массы. Образовавшийся хаос будет совсем не велик, и обитатель сможет сравнительно легко вычислить безопасный угол в рушащемся невысоком деревянном строении и там спастись.

А теперь сравните обрушение деревянного пригородного дома с легендарным обрушением "Башен Близнецов". Количество разрушительной энергии и количество образовавшегося хаоса во втором случае будет огромным. И шанс на спасение обитателя окажется принципиально ниже. Причиной тому станет в первую очередь во множестве образовавшийся хаос. Уму обитателя небоскрёба однозначно будет не под силу вычислить путь к спасению. Спастись он сможет только в результате очень и очень удачного стечения обстоятельств. То есть фактически спасти его сможет разве что чудо. Не чудо волшебное, понятно, а единственное чудо, которое есть в мире, чудо случая.

Обрушение существующей цивилизации станет во многом похоже на обрушение "Башен Близнецов". Но, конечно же, оно будет более жутким. Чем масштабнее и сложнее конструкция, тем больше энергии и хаоса при ее крушении образуется. Главное препятствие к спасению потерпевшего в случае столь масштабной и сложной катастрофы - это количество хаоса. Человек просто не сможет вычислить путь к спасению среди такого быстрого и сложного процесса. Это понятно. Но как проявит себя этот хаос. Давайте рассмотрим его пристальнее.

Скажем, при падении Римской Империи не наблюдалось серьезного голода в городах. Cura Annonae, в какой-то момент перестала существовать, но города тогда были не так велики, как теперь. Вокруг них наличествовали многочисленные источники пищи. Леса, поля и пахотные земли. Люди легко уходили из столицы “на землю”. Скажем с четырехсотого по пятисотый годы нашей эры население Рима сократилось с семисот тысяч до ста тысяч человек. Эти люди не умерли и не испарились. Они ушли жить “на землю”. Производить еду для себя и для горожан.

С цивилизацией Майя дела обстояли похожим образом. Судя по всему в девятом веке случилось что-то вроде ощутимой, но не такой уж и страшной засухи. В городах стало жить стрёмно и неуютно, и народ побросал свою развитую культуру и вернулся в леса.

Естественным образом сегодня такой мягкий сценарий демонтажа цивилизации представляется совершенно невозможным. Если мы возьмем, к примеру, “Blue Banana”, мегалополис, протянувшийся от западных берегов Британии до основания Апеннинского полуострова, мы увидим чудовищную по протяженности непрерывно урбанизированную территорию. Гигантский, дугообразный, проходящий через всю Европу город с населением в сто одиннадцать миллионов человек. Что случится, если в этот город перестанет поступать продовольствие можно себе представить. А ведь практически всё потребляемое этим городом продовольствие производится за его пределами. Если обрушится актуальная Cura Annonae, люди сожрут друг дружку, прежде чем доберутся до земель с которых можно жить.

Нужно понимать, что для выживания и структурной целостности такого фантастически сложного и масштабного цивилизационного образования, как мегалополис, необходима не только еда. Нужны вода, электричество, углеводороды, медикаменты. Нужны сотни наименований ресурсов, исчезновение каждого из которых может негативно повлиять на наличие остальных.

Разумеется “Blue Banana” - не один такой. Например существует американский BosWash, в котором проживает сорок пять миллионов человек, Индонезийская Ява, на которой живет сто сорок один миллион. Японский Тайхэй - популяция восемьдесят один миллион человек. Дельта Жемчужной Реки в Китае, где живет сто двадцать миллионов. И так далее…

Понятно, что все эти мегаполисы являются по сути координационными узлами текущей цивилизации. Эти гигантские бетонные поля без единого источника пищи, где плотность населения так велика, что люди просто не смогут найти себе места на улицах, если спустятся на землю из своих домов управляют добычей и распределением всех ресурсов в этом мире.

Эти узлы связаны в единую сеть, множеством явных и скрытых связей. Мы знаем насколько отзывчива современная экономика. Серьезная проблема в одном из узлов тут же ударит по всей системе.

При этом нужно понимать, что, поскольку “живущие на земле” сегодня так же в основном крайне специализированы, они окажутся лишь в слегка предпочтительном положении относительно жителей мегалополисов в случае катастрофы. Мегалополис забирает из шахтёрского посёлка какие-нибудь редкоземельные металлы, которые и кушать нельзя и трогать противно и дает поселку еду, энергию, медикаменты и всё другое прочее. В случае серьезных проблем в мегалополисе сразу же начнёт сыпаться ресурсная база посёлка, поскольку поселение не получит то, что привыкло получать от мегалополиса. Дефицит же ресурсов "на земле", само собой, усугубит проблему в мегалополисе.

Не нужно при этом забывать о десятках тысяч вредных и опасных производственных циклов, работающих прямо сейчас на планете. Обо всех химзаводах и атомных электростанциях, целостность которых прямо зависит от целостности социальной системы. Нужно помнить о колоссальном объеме накопленного оружия массового уничтожения, которое просто ждёт, когда в раже наступившего хаоса, кто-то из частично или полностью криминальных лидеров нового общества решит его применить.

В общем, в том, что если наша цивилизация упадёт, она расшибется в слюни, в мышей и в шарики от подшипников, сомнений совершенно не возникает. Катастрофа такого масштаба может не просто отбросить человечество в пещеры, она может вовсе стереть его с лица Земли вместе с большей частью актуальной биосферы. Тут, как раз всё ясно. Если Генеральный Секретарь упадёт с крыши Спасской Башни, он непременно смертельно ушибется. Вопрос состоит лишь в том, лазает ли Генеральный Секретарь по этой крыше с достаточной периодичностью, чтобы свалиться с неё со стопроцентной вероятностью. И на этот вопрос можно ответить с уверенностью:”Да, он лазает там достаточно часто!”.