Мы c Дэл провели у нас на острове ещё пару исключительно счастливых и безмятежных месяцев. Я тогда практически не работал. Роберт и Алексей взяли на себя ведение островного хозяйства, дав мне возможность в полной мере насладиться семейной идиллией.

Но время шло, и Дэлфин всё чаще напоминала мне о том, что ей хотелось бы представить меня своим родителям. Я решил превратить это мероприятие в отдельное приключение.На тот момент у нас пошли первые продажи “морского WiFi” и свободных денег оказалось неожиданно много. Я решил отправиться к островному посёлку, в котором прошло детство Дэл, морем.

Я арендовал небольшую, но вполне океанскую парусную яхту. К кораблику прилагался капитан. Был самый конец ноября, когда мы отплыли в сладком и густом утреннем тумане от нашего острова. Я хорошо помню, как щемило моё сердце тогда от чувства, что мы снова шагнули навстречу несбывшемуся.

Плавание было не слишком богато событиями. Иногда мы встречали дельфинов. Иногда летучих рыб. Пару раз мы ночевали в палатке на суше. На нашем пути оказалось несколько островов. Ну и конечно было множество океанских закатов. Огромных пологих волн. Ослепительного неба. Причудливых облаков. Был специфический уют крошечной, тепло освещённой скорлупки посреди бескрайнего, сизого шевелящегося ночного пространства.

Помню, что на всём протяжении того плавания мы постоянно слушали “Wallflower” Diana Krall. Я сидел со своим стареньким Pocketbook в шезлонге на корме, на фоне бескрайнего океана, или наслаждался обществом Дэлфин. Мы очень много разговаривали тогда. У нас всё ещё оставалось полно необсуждённых тем.

Дней через десять наш кораблик бросил якорь в плоском и широком заливе. Однообразный сизоватый песчаный пляж уходил насколько хватало глаз в две стороны. Монотонный и пустой. Буйный лес начинался метрах в пятидесяти от кромки воды. Прямо перед нами на песке лежали длинные рыбацкие лодки и грудились одноэтажные, очень простые, красные и синие фанерные домики на сваях. Даже в сотне метрах от берега пахло соленой рыбой и гнилой морской травой. Это и была деревня Дэл.

“Знакомство с родителями” стало для меня достаточно утомительным мероприятием. В деревне никто кроме детей школьного возраста не говорил по английски. Меня вели из одного места в другое. Что-то показывали. Что-то многословно объясняли. Я решительно ничего не понимал. Но улыбался и кивал.

Дэл сначала пыталась мне переводить бесконечный поток поздравлений и заверений в уважении, но скоро бросила это дело, увлечённая общением с родными, по которым успела соскучиться.

Нам выделили просторный и относительно чистый домик для ночлега. Я чувствовал себя чем-то наподобие сильно уважаемой прикроватной тумбочки в этой пёстрой компании жизнерадостных, страстных, красивых и простых людей. В конце концов, я сказал, что мне нужно срочно выйти на связь с клиентом и спрятался на яхте. Вечером за мной прислали лодку. Семья организовала пир в нашу честь.

Пир проходил в специальном доме для всесемейных собраний. В большом дощатом строении без каких либо окон, освещённом тремя голыми, вопиюще пыльными и засиженными мухами лампочками. Это место насквозь пропахло чем-то спиртным, тропическим потом, табаком, специфической едой и, как и всё в этой деревне, рыбой.

Весь пол в центре комнаты был заставлен разнообразной снедью и выпивкой. Пирующие сидели плотно друг к другу. По турецки и на корточках. Дэлфин усадили между её родителями, а я оказался тесно зажат между двумя мускулистыми, чёрными, подвыпившими парнями. Из одежды на них были только джинсовые шорты.

Я, как на грех, надел мягкие льняные штаны. Мне почему-то показалось, что если естественная реакция моих чресел выдаст мой тайный интерес к моим соседям по застолью - это будет полный провал. Понятно, что я себе это придумал. Как выяснилось позже, любовные нравы этот маленький народец имел самые вольные.

Чтобы, не дай Бог, не выдать своего интереса к стиснувшим меня с двух сторон юным оливковым телам, я стал пристально разглядывать интерьер помещения.

В комнате было много разного. В правом дальнем от меня углу располагался своего рода “музыкальный уголок”. Там лежала на низком самодельном столике очень старая инанга с вытертым ладонями нескольких поколений музыкантов лаком. За ней стояли бата, джембе и кланлонго. К стене были прикреплены вертикальные рейки с вбитыми гвоздями, на которых висели два ндонга, три валиха. и множество кессингов, уду, систров и шекере.

Тогда я ещё не знал названий всех этих затейливых музыкальных инструментов. Я выучил их уже здесь, на острове. Родичи Дэл зарабатывали, в том числе, музицируя на ярмарках и свадьбах. Это приносило ничтожные деньги, но доставляло им большое удовольствие. Плюс музыкантов обычно бесплатно угощали спиртным.

Практически весь этот “семейный ансамбль” сейчас перебрался сюда. И вечером вы его непременно услышите. Чуть поодаль на стене висели два очень старых охотничьих ружья в отличном состояние. Если бы родичи Дэл понимали ценность антиквариата, они легко могли бы выручить за каждое из этих ружей цену нового топового iMac.

Дальше висели картины. Их было много и все они, несомненно, принадлежали кисти моей жены. Судя по некоторой ученической неуклюжести штриха и линии, то были очень ранние её работы. Впрочем, именно наивность придавала им особое острое обаяние. Я на миг глубоко умилился, представив серьёзную, насупленную девочку подростка, с самозабвенным упорством мажущую такое вот полотно. При правильной подаче этих картин им цены бы не было.

Наконец мой взгляд упал на отрезок стены, сплошь покрытый фотографиями. Самый большой групповой фотопортрет был вставлен в деревянную, самодельную раму. И вот именно эта фотография изменила моё настроение так, что дела до юной плоти любого пола мне на весь оставшийся вечер не стало.

На фотографии под большим баньяном, в крупных световых пятнах собралась буквально вся семья. Всего на ней было человек тридцать. Первый ряд сидел на корточках. Второй стоял сзади. Они образовывали будто бы два фланга вокруг центральной группы из четырёх человек.

В центре стояла девочка подросток, угловатая и худая, в рваных джинсовых шортах. В ней не без труда угадывалась нынешняя Дэлфин.

Девочку обнимал за плечо сутулый, маргинально-интеллигентного вида чёрный мужчина в джинсах и майке, в очках и с бородкой. Внешне он чем-то напоминал известного исполнителя dub - Augustus Pablo.

В ногах у мужчины присела на корточки роскошная, очень тёмная дива в национальном платье и с шикарной по местным стандартам причёской. Дама была очень curvy. Могуче, вопиюще женственна. Она казалась ощутимо моложе своего мужа.

То были отец и мать Дэл. Я с ними сегодня уже познакомился. И они на самом деле совершенно не были похожи на Дэл. Возможно Дэл была таки приёмной дочерью.

Однако заставила меня облиться холодным потом и внутренне закричать четвёртая фигура. Справа от царственной семьи с руками за спиной скромно стоял никто иной, как тот самый толстый глубоководный экс-бандит с татуированными руками. Именно он приходил на меня посмотреть в кабинет моего куратора. На фотографии он выглядел гораздо моложе. И он тогда ещё не был чудовищно жирным. Видимо его полнота объяснялась каким-то прогрессирующим заболеванием.

На этой фотографии черты его лица пока ещё не растеклись в желатинозную рыхлую маску и можно было предположить, что он по происхождению скорее японец, нежели кореец.

Мне очень повезло, что Дэл в тот момент была от меня далеко и что она на меня не смотрела. То, что я был стиснут промеж нетрезвой родни дало мне время прийти в себя. Если бы Дэл была у меня тогда в свободном доступе, весьма вероятно, что я сразу же оскорбил бы её чудовищными подозрениями, и очень вероятно, что мы бы после этого расстались.

Дэл очень гордое существо. И достаточно вспыльчивое. Кроме того, она весьма склонна принимать быстрые и необратимые решения. У этой дочери рыбака вообще оказалось неожиданно много королевских свойств.

А теперь давайте войдём наконец в грот. Всё что нужно для правильного понимания содержимого пещеры Вы уже услышали.

Стас Рыбкин: Давайте. Сейчас нам придётся разобрать штатив и снять камеру, потому что вход в пещеру достаточно узкий. Снова встретимся мы внутри. В пещере уже смонтирован свет и там работает генератор. Генератор достаточно шумный, а пещера гулкая. Поэтому я включу на микрофоне сильный шумодав. Наши голоса от этого могут слегка измениться.

Олег Батыгин: Сейчас я как-то недоумеваю, почему я так и не удосужился провести в пещеру электричество?

Стас Рыбкин: А вы думаете стоит это сделать? Всё же грот со святилищем - очень архаичный объект…

Олег Батыгин: Да. Наверное вы всё же правы. Электрический свет убьёт половину очарования этого места.
…………………………….

Стас Рыбкин: Мы в гроте. Перед нами в свете фонаря расположен большой каменный алтарь. На нём множество подношений. Эти подношения теперь носят отчётливый мужской характер. На алтаре лежит коробка хороших сигар, стоит бутылка виски. Лежат несколько достаточно старых мужских журналов. Тут же мы видим несколько игрушечных автомобильчиков. Очень дорогие марки машин. Mercedes, SAAB, Lamborghini, Bentley… Рядом целая коллекция фарфоровых девушек… И о, Боже! Пистолет! Он настоящий?

Олег Батыгин: Нет. Настоящий пистолет я им класть сюда не разрешил. Это пластиковая имитация.

Стас Рыбкин: Давайте теперь посмотрим на вертикально стоящий над алтарём камень. Правильно ли я понимаю, что на этом камне находятся атрибуты божества, которому посвящено это святилище? Живого божества…

Олег Батыгин: Совершенно верно. Родичи Дэл считают мужчину, представившегося сотрудником благотворительного фонда и многие годы помогавшего ей и её семье воплощением того самого морского божества, которого мы с Вами договорились называть Олокун. Как вы видите, я написал здесь несколько корейских иероглифов. Вы помните, что представился этот человек, как Бёнг Мин. Существует распространённое корейское имя Бёнгмин (병민). Оно означает Меняющий Мир. Звучит очень символично. Собственно эти иероглифы я тут и написал, подобающей синей металлической краской.

Стас Рыбкин: Иероглифы выглядят исключительно загадочно и я уверен, что они впечатляют приобщённых.

Олег Батыгин: Точно. Иероглифы очень понравились. Если вы специально присмотритесь, вы увидите, что многие здесь размещают их на женских украшениях, одежде, на стенах домов и даже делают шрамовые татуировки такой формы.

Стас Рыбкин: Мы наблюдаем рождение новой религии?

Олег Батыгин: Ну что вы! Это очень старая религия. Я имею в виду культ всемогущего морского царя и его, порождающей успех и богатство дочери. Согласно верованиям родичей Дэл, эти deities имеют привычку выходить на сушу, чтобы “всё поправить”, в случае необходимости. Иногда они выбираются из пучины и просто для развлечения.

В своём естественном виде морской царь и его дочь выглядят, как заправские чудовища глубин. Что-то среднее между морскими змеями и причудливыми, многолучевыми иглокожими. Дэл рисует таких во множестве. Одного из них вы видели в качестве декоративной фрески на стене нашей гостинной.

Поэтому мистические властелины моря обычно путешествуют по суше, вселяясь в тела людей. Интересно, что тела людей от этого меняются. И если Адже даёт своей носительнице высокий рост, физическую силу, отменное здоровье и редкое везение, то Олокун медленно убивает своего носителя. Он делает это не намеренно. Просто так уж он устроен. Возможно именно поэтому, словно извиняясь, Олокун наделяет одержимого им человека совершенно невероятным могуществом. Он делает его способным буквально менять мир.

Стас Рыбкин: Всё это звучит пугающе связно. Мозаика собирается… Но не может же так быть, чтобы все эти древние сказки оказались правдой?

Олег Батыгин: Сам я не верю в сказки. Но я люблю хороший нарратив. И я предпочитаю не стреноживать свой ум. Помните, как мне оказалось достаточным позволить себе поверить в телепатию, для того чтобы разрешить загадку “ангелической синергии”?

Стас Рыбкин: Да. Отлично помню. А эту загадку вам тоже удалось разрешить?

Олег Батыгин: Эта загадка такого, сорта, что решением её является понимание того, что никакой загадки тут и нет вовсе… В тот момент, когда я увидел фотографию Бёнг Мина, Дэлфин и её семьи, я первым делом впал в самую токсичную паранойю. Я предположил, что корейский гангстер был настолько циничен и бездушен, что приставил ко мне Дэл. Заплатил ей за самое мерзкое, что может существовать в мире. За имитацию любви…

Однако, чем дольше я сидел, обливаясь холодным потом, в развесёлом семейном кругу, тем более нелепыми и неуместными казались мне мои подозрения.

Начнём с того, что Дэл и пальцем не пошевелила, чтобы со мной познакомиться. Это я подошел к ней. Это я звонил ей каждое утро, с предложением провести новый день вместе. Это я сделал ей предложение. Дэлфин только соглашалась.

Дэл приехала в Эллу за неделю до меня. Перед тем, как отправиться в Эллу, я планировал сначала зарулить к водопаду Дунхинда. Если бы я следовал этому плану, мы бы с Дэл разминулись. Я поехал сразу в Эллу, просто потому что старый друг предложил мне билет на поезд по половинной цене. Вы знаете, что творится с железнодорожными билетами в направлении Канди-Элла? Это полный кошмар. Они выкупаются спекулянтами за месяц. Особенно в высокий сезон. Этот железнодорожный маршрут - важный туристический аттракцион. Он совершенно исключительно живописен.

Если я подозревал Дэл, то я должен был подозревать и ещё великое множество общавшихся со мной тогда друзей и знакомых. Например, предложившего мне билет на поезд друга из Канди.

Наша встреча с Дэл была однозначным совпадением. Просто девушке, которой всегда необычно везло, повезло ещё раз. Не менее странным образом, чем раньше. Но и не более…

Стас Рыбкин: Правильно ли я понимаю, что вот эта вот большая групповая фотография под куском органического стекла, и есть та самая, что произвела на вас столь сильное впечатление?

Олег Батыгин: Да. Это она. Единственное научно доказанное изображение Бёнг Мина в полный рост. Под ней портрет Олокуна авторства Дэл. Его, так сказать, исконный, подводный вид. Как видите создание это напоминает человека не слишком сильно. Ещё ниже на пюпитре стоит журнал с изображением кисти руки, который я купил в сеульском 7/eleven.

Ну и очки. Это те самые очки, через которые я увидал кисть Бёнг Мина на журнальной обложке. Эти очки - действующая святыня. Считается, что через них можно увидеть “след” Бёнг Мина.

Последователи культа верят, что Бёнг Мин единственный знает, куда идёт наш мир. Точнее мир идёт туда, куда идёт Повелитель Океана. А значит, если ты видишь “след” Бёнг Мина, ты видишь направление изменения всех вещей.

Когда культист в замешательстве и не может принять решение, он надевает эти очки, замечает то, чего не видел раньше и понимает, что ему делать дальше.

Стас Рыбкин: Ужасно интересно! А можно я попробую? В смысле, можно мне надеть эти очки?

Олег Батыгин: Конечно. Почему бы и нет?

Стас Рыбкин: (надевает очки) Так… Что же я замечу? О… Я заметил надгробие. Раньше я его не замечал.

Олег Батыгин: Странно, что вы сразу не заметили этот маленький памятник. Он совершенно на виду.

Стас Рыбкин: Да. Мне это тоже кажется странным. И, признаться, я немного напуган.

Олег Батыгин: Пугаться тут решительно нечего. Предупрежден, значит вооружен.

Стас Рыбкин: Вы думаете, что это предупреждение?

Олег Батыгин: Я не верю в магическую силу купленных в 7/eleven очков. Но человеческий ум - это машина для создания предсказаний. Очки могли быть просто поводом, которым Ваш ум воспользовался, чтобы что-то вам сообщить.

Стас Рыбкин: Всё равно меня это пугает. А кто здесь похоронен, если не секрет?

Олег Батыгин: Это могила Оливии. Дэл пригласила Оливию на остров ещё в первый свой здешний год. Оливия продолжала страдать от невыносимого одиночества, и, конечно, с радостью приняла приглашение.

Оливия умерла полтора года назад. У неё была опухоль в мозге, которую она категорически отказывалась удалять. Это пока что единственная могила на нашем острове.

Я думаю, что Оливия была счастлива здесь. Родичи Дэл почитали её, как Олосу, жену Олокуна. В отличие от грозного океанского бога, Олокуна, Олоса заправляет лагунами и прибрежными водами. Нагоняет уловы, одаривает жемчугом, спасает тонущих.

В качестве столика для подношений мы с Дэл поставили тут этюдник Оливии. Вы видите на нём бокал белого сухого вина, который никогда не пустеет и тёмную розу в стеклянном кувшинчике. Оливия привезла на остров розы. Около надгробья множество раковин, иглокожих и прочих “морских цветов”...

Оливия завещала своё состояние Дэлфин.Так что теперь некогда бедная дочь рыбака владеет деньгами, на которые она сама могла бы купить точно такой же остров.

Стас Рыбкин: Очень красивая, добрая, и печальная история. Однако мне всё равно обсуждаемое огромное совпадение кажется, как минимум, странным.

Олег Батыгин: Любое действительно масштабное совпадение выглядит достаточно невероятным. Однако, оно выглядит таким только если мы рассматриваем его в тривиальной системе вероятностей.

То есть мы видим несколько совершившихся событий, которые имели очень мало шансов случиться с любым заурядным компонентом системы. Но разве Охотник - это заурядный её компонент? Охотник самим своим существованием влияет на количество неопределённости в системе. То есть он управляет той самой вероятностью, которой недостаёт для того, чтобы это масштабное совпадение выглядело естественно.

В какой-то момент я очень крепко устыдился своих подозрений в отношении Дэл. И тогда же меня буквально пронзила одна простая мысль. Я привык относиться к Бёнг Мину крайне негативно. Но что было тому причиной? Утренний испуг, который вызвал хамоватый тон моего куратора, наложившийся на постканабиоидный мандраж. Отталкивающая внешность Бёнг Мина. Гангстерские татуировки на его пальцах. Всё.

Ни одна из перечисленных причин не даёт мне действительного повода считать Бёнг Мина дурным человеком. Напугал меня, как я и сказал, не он. Он просто на меня посмотрел и молча ушел. А потом он взял да и выполнил моё чудовищно дорогое пожелание. По сути этот человек мой благодетель. Хотя конечно я и заплатил за оказанное им содействие некоторую цену. Но ведь в сравнение с тем, что сделал для меня Бёнг Мин цена эта была ничтожной.

Внешность Бёнг Мина, судя по всему, была вовсе не следствием излишеств. Скорее всего он страдал от какой-то жуткой, прогрессирующей болезни. И, весьма вероятно, что болезнь была как-то связана с его особыми свойствами.

Ну и, если он действительно Охотник, он должен работать с “опасными связями”. А как проще всего эти опасные связи обнаружить? Конечно же глубоко погрузиться в международное криминальное сообщество. Отсюда и его татуировки.

Плохо думать о Бенг Мине меня заставило, в том числе, предубеждение. Я по дефолту отношусь к высокопоставленным менеджерам не очень хорошо. Однако я отлично знаю, что и среди них попадаются исключительно яркие и благородные люди. Например мой друг - ”тёмный корпоративный ангел”, о котором я рассказывал вам вчера.

То есть, когда мне стало стыдно перед Дэл за мои подозрения, я пересмотрел и своё отношение к Бёнг Мину. Тогда и “людоедская” гипотеза происхождения нашей общины перестала лидировать среди моих предположений.

Понятно, что образ Охотника вырос из моей компьютерной модели. На самом же деле мы не знаем, кто такой или что такое Бёнг Мин. Однако мы можем дать такое обобщенное определение Охотнику, которое распространится ещё и на Бёнг Мина.

В любой системе высокой сложности существуют “нестандартные компоненты”. То есть элементы, на которые возложена особая функция. И вот таким нестандартным компонентом и является Бёнг Мин. А теперь представьте себе, что таких, “нестандартных компонентов” в системе много. Их на несколько порядков меньше, чем компонентов обычных. Но тем не менее их не мало. Весьма вероятно, что такие компоненты будут сосуществовать в некотором специальном “вероятностном пространстве”. То есть случай будет работать для них не так, как для других компонентов системы.

В этом есть логика. Редкие компоненты системы должны обладать большей неуязвимостью, нежели распространенные.

А теперь представим, что “нестандартные компоненты” бывают разные. Они нужны системе для разных целей…

Стас Рыбкин: Кажется я понял о чём Вы. Вы имеете в виду, что “нестандартными компонентами” системы являетесь так же и Вы с Дэлфин?

Олег Батыгин: Совершенно верно. И Дельфин и Оливия, и даже ничтожный я. Все мы того или иного рода “нестандартные компоненты” системы.

И тут я задал себе вопрос. Вот я, “нестандартный компонент”. И что я такого “нестандартного” чувствую? Ощущаю ли я сам эту свою “нестандартность” хоть каким-то способом? Мне немного сильнее, чем всем окружающим нравится каннабис и программирование. Я больше других читаю всяких заумных книг. У меня достаточно специфическая, хотя и не выходящая из ряда вон, сексуальность. Вот и все мои особенности.

Я расспросил Дэл. Она тоже не ощущала никакой своей особости. У неё присутствовала развитая “художественная самоидентификация”. Она с детства привыкла воображать себя принцессою морскою. Она много лет выдумывала и зарисовывала мир могущественных подводных существ. Но она отдавала себе отчёт в том, что всё это просто огромная и тщательно проработанная фантазия.

Единственное, что удивляло Дэл в себе самой - это её странное парадоксальное везение.

И тут меня осенило. Единственное на самом деле необычное во мне, в Дэл, и весьма вероятно, что и в Бёнг Мине - это не то, что мы собой представляем, а то, что с нами происходит.

То есть с позиции самого “нестандартного компонента” он сам ничем не отличается от других. Бёнг Мин был могущественным и скорее всего криминализированным управленцем, склонным к ярким, парадоксальным решениям. Возможно, что так же он был склонен к специфической, отчаянной форме меценатства. Возможно, что именно, в рамках такого рода меценатства мы с Дэл и получили то, что мы получили.

Весьма вероятно, что Бёнг Мина сделала благотворителем его болезнь. Такое случается. Умирающие могущественные люди иногда спешат сделать перед своим концом что-то прекрасное.

То есть, возможно, что для себя самого Бёнг Мин не был ничем экстраординарным. Он не ощущал себя ни Олокуном, ни Охотником. Скорее всего он чувствовал себя обычным очень богатым и очень больным бывшим гангстером, стремящимся употребить свои деньги и власть на что-то обладающее хотя бы минимальным смыслом.

Со мной произошло “редкое событие”. И в результате, меня словно бы “всосало” в вероятностное пространство, в котором обитают “нестандартные компоненты”. И это загадочное “вероятностное надмирье” оказалось много теснее большого мира, в котором живёт несколько миллиардов людей. Так что в том, что я всё время встречаю одни и те же лица нет ничего удивительного.

Я привык к характерному для этого пространства вероятностному полю. Научился действовать в духе “нестандартных компонентов”. И в конечном счёте я стал одним их них. Я стал достаточно радикально менять некоторую часть мира. То есть в известном смысле я сделался продолжением Бёнг Мина.

Стас Рыбкин: Если же рассматривать всё это в рамках восточно-африканской мистогогической интерпретации, Вы просто породнились с богами.

Олег Батыгин: Точно. Я именно что с ними “породнился”. Но моя человеческая природа не стала другой от этого. Редкое событие втянуло меня в “надмирную” вероятностную флюктуацию. И я теперь живу в поле особого “божественного случая”, однако никаких сверхспособностей я при этом не приобрёл. Ну разве что я получил немного денег и свободного времени для реализации своих инженерных проектов.

Помните я говорил Вам, что моя роль во всей этой свистопляске совсем не значительна. Я всего лишь зять Олокуна. Хороший любящий, но таки смертный, муж, которому хозяин Океана согласился отдать свою горячо любимую дочь.

Стас Рыбкин: То есть всё происходящее происходит где-то на стыке интересов ультра-современных корпоративных “ангелов” и “богов” и безумно древних, хтонических, африканских мистических сущностей…

Олег Батыгин: Точно. И самый яркий и запоминающийся из всех этих персонажей является одновременно и корпоративным и хтоническим деятелем. С другой стороны “корпоративная гипотеза” и “мистическая интерпретация” - это не более, чем нарративы, рассказывающие нам по сути одну и ту же историю. Просто в разных декорациях.

Это похоже на то, как Акира Куросава снял “Великолепную Семёрку” на самурайском материале и получился фильм “Семь Самураев”. Другой пример. Хэмингуэй написал “Идиота” на материале Второй Мировой и у него вышел роман “Фиеста. И восходит солнце”.

Квантовая механика у нас одна. А вот её интерпретаций чёртова прорва. И африканский-мистический нарратив на мой вкус не так уж и плох. Он отработан веками. Отлично запоминается. И в его рамках легко и удобно рассуждать.

Я думаю, что всякий FTB является обитателем упомянутого “надмирного вероятностного пространства”. Обычно он попадает туда в силу какого-то особого, редкого события. И мне видится, что для FTB достаточно опасно это пространство покидать. Стоит ему снова попасть в обычный, человеческий мир, как с ним сразу же случатся все накопившиеся за время проведённое в “надмирье” неприятности. И это ещё один повод для Вас не уплывать завтра с острова.

Стас Рыбкин: Ну я же не FTB.

Олег Батыгин: Почему вы так решили?

Стас Рыбкин: Гм… Это озадачивающий вопрос… Мне конечно же ужасно хочется стать FTB. Равно как и не хочется уплывать с острова. Однако, если я не вернусь в Москву к обещанному времени, я не просто потеряю очень крупную сумму денег. Я ещё и подведу людей, которым я многим обязан.

Олег Батыгин: Понимаю. Однако известная опасность с высокой вероятностью может оказаться гораздо менее страшна, нежели опасность таящаяся в неизвестности. В любом случае, у Вас пока что есть время поразмыслить.

Стас Рыбкин: Да. Теперь история полностью сложилась во всей своей странности и во всём своём гомерическом масштабе. Осталось только извлечь из этой истории правильную мораль.

Олег Батыгин: С моралью всё сравнительно не сложно. Мы построили стремительно приближающуюся к порогу хрупкости цивилизацию. Мы построили этот уютный и красивый райский посёлок. И сегодня вечером нас ждёт “Robinzon Party”.