Стас Рыбкин: Тут, рядом с гротом очень здОрово, поэтому я таки решил сначала немного поснимать снаружи, а уже потом лезть под землю. Перед самым входом в грот имеется естественного происхождения базальтовый стол. То есть просто большой плоский камень в тени корявой и раскидистой казуарины. На казуарине висит странный набор подношений. Это несколько женских платьев достаточно большого размера в полиэтиленовых чехлах. Несколько браслетов, один из которых по-моему серебряный. Яркие блестящие гребни, заколки для волос. В дупло набросано множество женских серёжек и перстеньков.

Я так понимаю, это подношения какому-то духу женского пола.

Олег Батыгин: Всё гораздо эффектнее. Женский дух, которому предназначены эти подношения обитает в теле моей жены. Однако сама лично она никаких подношений категорически не принимает. Поэтому родственники жены назначили данную конкретную казуарину её заместителем. И приносят подношения дереву. Впрочем всё это имеет прямое отношение к тому, что я собираюсь сейчас рассказать. Поэтому не будем забегать вперёд. Давайте сначала осмотрим этот живописный пятачок перед гротом, а потом уже я расскажу вам всю историю целиком.

Стас Рыбкин: Давайте так и поступим. Для начала оглядимся. Это место очень влажное и тенистое. Скалы вдаются здесь далеко в море, образуя длинный базальтовый мыс. Вид у него самый что ни на есть океанийский. Валуны мощные и округлые. Напоминают формой пышные квадратные дамские ягодицы.

Мы находимся у самого основания мыса. Справа от нас бежит быстрый и глубокий ручей. Он очень прозрачный. Видны рыбы, камни и корни на дне. Дальше, за деревьями, этот ручей впадает в море.

Над нами нависают мощные корявые казуарины и древовидные фикусы. Всё это оплетено тяжелыми лианами. Песок засыпан сухой листвой. Остро пахнет сырой прелью. Это очень чувственный, даже наверное сексуальный запах. Это место очень женственно. Оно вполне подходит в качестве обиталища женскому божеству.

В тени украшенной подношениями казуарины лежит широкий “каменный стол” за которым находится вход в грот. Это узкая, косая трещина в скале в полтора человеческий роста высотой и где-то в метр шириной. Олег Батыгин приглашает меня присесть рядом с ним…

Олег Батыгин: Да. Присаживайтесь сюда. Я думаю, что будет эффектнее, если я вам кое-что расскажу, прежде чем вы увидите то, что находится внутри грота.

Стас Рыбкин: Хорошо. Мне это место очень нравится. Здесь изумительно уютно…

Олег Батыгин: Так вот… На то чтобы решить проблемы с электричеством и сетью у нас ушло почти что два года. Мы работали очень интенсивно. Параллельно мы построили мастерские. Разбили первые поля. Тогда ещё мы приглашали рабочих для обработки огородов с континента.

Когда однажды электричества стало у нас вдоволь и я отчётливо осознал, что прямо сейчас и здесь, на острове, играю по сети в “Duels of the planeswalkers”, я вдруг неожиданно захандрил.

Со мною случилась распространённая болезнь всех завзятых достигаторов. Когда, казавшаяся недостижимой, цель сделалась достигнута, я почувствовал апатию и опустошение.

Я перестал ходить по вечерам смотреть закат. Почти что ничего не читал. Я просыпался по утрам в дурном расположении духа. И в какой-то момент я понял, что мне необходимо проветриться. Я решил отправиться в путешествие по местам своего прошлого. Совершить такой своего рода географический пересмотр.

Сказано, сделано. Через неделю я пил клубничное пиво в Трептов парк, вспоминая потрясающую берлинскую клубную жизнь сразу после падения стены.

Видимо ген способности быть бенефициаром кризисных исторических периодов я получил от отца. Он был одним из немногих русских художников, хорошо зарабатывавших в перестройку. Я не слишком вдавался в детали его бизнеса, но по-моему он скорее занимался галеризмом, нежели художнической деятельностью.

Но, как бы то ни было, деньги на поездки в Европу он мне выделял исправно. И я вечно висел месяцами в Берлине. Это было очень клёво. Эксперименты и ещё раз эксперименты. Музыкальные, художественные, сексуальные, с веществами… Впрочем и Москва в те времена ещё не была самым скучным городом планеты…

Из Берлина я полетел в Рим, где я тоже имел в юности компанию разбитных приятелей, впоследствии актуальных художников. Потом на Корфу, где со мной когда-то случился один из важнейших для меня романов. Потом в Тель-Авив и в Иерусалим, где у меня просто превеликое множество друзей. Да и Эдвард Уитмор покамест остаётся моим самым любимым писателем.

Из Иерусалима я вылетел в Москву. Потом я поехал поездом в Нижний Новгород. По традиции с бутылкой московского коньяку на купейном столике. Нижний - единственный город в России, который на самом деле мне нравится. Я там протусовался с неделю. В Нижнем у меня тоже очень много друзей. Преимущественно журналистов и литераторов.

Оттуда я отправился в Ташкент, который висел, словно смутный кремовый призрак в прозрачной мгле моих детских воспоминаний. Из Ташкента я полетел в Коломбо.

Коломбо достаточно стрёмный город. Да и вся прибрежная Шри Ланка не слишком благословенное, на мой вкус, место. Я люблю Шри Ланку горную. Я прожил с неделю в Канди у друзей и оттуда отправился поездом в Эллу.

В это же самое время Дэл защитила диплом и получила от благотворительного фонда, оплачивашего её обучение небольшую сумму специально на постдипломный отдых. Фонд был как-то подозрительно человечен по отношению к ней. Но, поскольку другие благотворительные фонды в её жизни не встречались, она решила, что фонды все такие.

Денег было не то, чтобы очень много, и Дэл решила отдохнуть здесь же, на Шри Ланке. В частности она решила побывать в Элле, где в те времена было весьма неплохо с интернациональным молодёжным комьюнити. Можно сказать, что Дэл поехала в Эллу, чтобы встретить там достойного, продвинутого, интересного парня. И она встретила там меня.

Мы познакомились в Cafe Chill. Очень яркое, хипстерское, выпендрёжное место. Меня буквально потрясла её внешность. Столь привлекательной и в тот же момент странной, инопланетной женщины я никогда раньше не встречал. Я сразу подумал о том, как ей пойдёт стать хозяйкой нашего острова.

Я нахально уселся за её столик. Быстро напился. Тараторил что-то невнятное. Но мне всё равно повезло. Мы договорились с утра идти вместе купаться на водопад. С тех пор мы не расставались.

Дэл оказалась девушкой весьма начитанной. Со множеством странных идей. С причудливыми вкусами в музыке, кино и живописи. Живопись она чувствовала исключительно тонко.

Кроме того, она, как и я, обожала горы, мотоцикл, водопады, тропические леса и скучала за светской беседой. На вторую неделю нашего общения, я сделал ей предложение. Свадьба вышла дешевой, импровизированной и быстрой. Мы распили несколько бутылок местного виски у подножья большого водопада в компании наших ланкийских приятелей.

В общей сложности мы провисели в Элле почти что восемь недель. Для медового месяца этот город исключительно подходит. А потом мы направили стопы к нам на остров.

От острова Дэл была в восторге. Она всё время повторяла, что вытянула самый счастливый из возможных билетов. Стала женой повелителя крошечной, но совершенно райской земли, на которой в тот момент жили, считая нас двоих всего четыре человека.

Как то мы сидели вечером на берегу с вином и она сказала, что её жизнь представляет собой цепь совершенно невероятных случайностей.

- Мне сначала ужасно не везёт - говорила она. - Я оказываюсь в обстоятельствах не оставляющих никакой надежды. А потом вдруг появляется кто-то до крайности необычный. И этот кто-то меняет мою жизнь самым поразительным способом.

Я попросил рассказать подробнее о её жизни под этим углом зрения. Дэл начала с того, что родилась она в совершенно феерической нищете. В островном рыбацком посёлке, в котором люди носили обувь, сделанную из старых автопокрышек и никогда не гасили огня, потому что денег на спички или зажигалки у них не было.

Дэл много рассказывала про странный, практически постапокалиптический быт деревни, в которой она родилась. Я не хочу заострять на этом много внимания, тем более что Дэл уже достаточно давно пишет книгу о своем детстве. Уверен, что это будет очень интересная книга.

Сама она говорит, что в детстве была практически счастлива. Она просто не замечала нищеты в которой росла. Еды в тех местах было достаточно. Побережье, на котором она росла было зелёным, живописным и солнечным. Семья дружной, заботливой и любимой. Родители уважаемыми. Дэл была дочерью главы рода. Самой настоящей принцессой.

Хижина в которой обитала её царственная семья конечно же была убогой и смрадной. Но все хижины вокруг были такими. До некоторого возраста она просто не понимала, что с её деревней что-то не так. Да и когда поняла, не слишком расстроилась.

Жители деревни поклонялись некоторому морскому божеству. Назовём его Олокун. На самом деле он назывался иначе. Но дать его точное имя, значит слишком точно обозначить расположение острова, где родилась Дэл. А она очень просила меня этого не делать.

Дэл была крупнее остальных детей. Она ни разу не болела во время эпидемий и её почему-то не кусали комары. Однажды, когда ей было от силы года два, родители взяли её на рыбалку. Дэл случайно упала в море с лодки. Но не пошла ко дну. Точнее сначала пошла, а потом выплыла. Этих скупых фактов оказалось достаточно для того, чтобы в ней опознали Адже, дочь Олокуна.

Адже - дочь морского царя, Олокуна была богиней богатства. Все родственники Дэл, обсудили, сложившуюся ситуацию, и решили, что им нужно теперь просто подождать, и Адже непременно их обогатит. Понятно, что распространяться обо всём об этом не следовало. Поэтому Дэл никто не называл её “божественным именем”. Но, тем не менее, уважали её в соответствии с божественным статусом.

В связи с этим же статусом, семья таки отдала Дэл в школу. Дэл была единственным ребёнком в своей очень большой семье, посещавшим школу. В школе она научилась говорить, читать и писать на английском языке. Там же она впервые попробовала рисовать.

В возрасте примерно двенадцати лет Дэл встретила на пляже шестидесятилетнюю, весёлую и элегантную британскую леди с мольбертом.

Леди звали Оливия и она была совершенно одинока. Она не так давно похоронила богатого и весьма любящего мужа, который оставил ей все свои деньги, обделив таким образом взрослых детей. Эта ситуация закончилась скандалом, в результате которого дети перестали отвечать на письма и звонки Оливии.

Я точно не знаю, в чем там было дело, но от Оливии отвернулись буквально все близкие люди. И она решила что это отличный повод начать строить жизнь заново в совершенно иных декорациях.

Оливия купила свайное бунгало в дюжине километров от рыбацкого посёлка, в котором жила Дэл, квадроцикл, акваланг и много удочек. Она с детства занималась живописью. Её картины продавались по одной-две в год.

Оливия совершала длительные поездки на квадроцикле вдоль берега, подыскивая интересную натуру. Однажды она увидела потрясающую, очень высокую, худую и ломкую, похожую на богомола чёрную девочку, сидевшую над морем на фоне заката.

Сначала Оливия попросила Дэл ей попозировать, предложив за это немного денег. Дэл согласилась. На следующую живописную сессию Дэл принесла свои рисунки, которые буквально потрясли Оливию. У девочки был настоящий большой живописный дар.

Около двух лет Оливия занималась с Дэл живописью, покупала для неё книги, возила по окрестностям на квадроцикле. Пожилая леди и девочка стали очень близкими подругами. Оливия впервые в жизни чувствовала, что у неё на самом деле есть кто-то близкий, а Дел впервые в жизни было по настоящему интересно жить.

Однажды Оливия пристроила живописные работы Дэл на какой-то европейский молодёжный художественный фестиваль. Дэл выиграла первый приз в первую очередь из-за своего рыбацкого и туземного бэкграунда. Хотя, конечно, её работы тоже были очень хороши.

Имея в руках бумаги о победе Дэл в том конкурсе, Оливия обратилась в богатый благотворительный фонд, занимавшийся одарёнными детьми, которым не повезло с местом рождения.

Оливия и была первым человеком, превратившим промах Дэл с местом рождения в феерическую удачу. Вторым “добрым волшебником”, изменившим жизнь Дэл, оказался представитель того самого благотворительного фонда. Ну или кто-то, кто этим представителем назвался.

Благотворительный фонд в его лице оказался феерически добр по отношению к Дэл. Нищета семьи Дэл вдруг превратилась в первопричину её социального успеха. В частности в причину того, что она смогла вне конкурса поступить в достаточно престижный ланкийский колледж, а после в университет.

За её учёбу платил, само собою фонд. Этот же фонд заменил смрадные хижины, в которых жил её род, на пристойные свайные домишки, подарил рыбакам новые лодки и сети, установил для семьи небольшое, но стабильное пособие.

Фонд общался с Дэл и её семьёй через единственного своего представителя. И этот представитель ни разу не попросил никого подписать ни единого листка бумаги. Он просто привозил продукты и медикаменты. Однажды привёз банковскую карту, на которую стало поступать пособие и научил родителей Дэл ею пользоваться. В другой раз он пригнал в подарок старый но крепкий автомобиль. И, наконец, однажды он явился с известием о том, что Дэл зачислена в колледж.

Это был последний раз, когда Дэл видела представителя фонда живьём. Звали этого человека Бёнг Мин. Когда Дэл пообвыклась в колледже и в интернете, она получила от Бёнг Мина электронное письмо, и дальше они продолжили общаться онлайн.

Ну и, понятно, что третьим человеком, который превратил обделённость Дэл в удачу был я. И в колледже и в университете Дэл столкнулась с тем, что её неординарная внешность отпугивает парней. Она никак не подходила под образ правильной восточной жены или престижной цыпочки. Но и западные юнцы смотрели на странную чернокожую великаншу скорее с опасением, нежели с интимным интересом.

Дэл просидела в Элле неделю. Там её только однажды пыталась “снять” милая и явно любящая пара бисексуальных студентов из Британии. В другой момент это могло бы показаться ей интересным, но тогда она имела целью найти серьёзные отношения, и не хотела отвлекаться на что-то ещё. И тут появился я со своими травкой, островом и фантазиями.