Сид решил дождаться прибытия "Толстяка" с грузом золота здесь, в Фиальте. Он объяснял самому себе такое решение опасением за судьбу Анархии и Кропоткина.

Три тонны золота были выигрышем того сорта, ради которого не только любая пиратская шайка, но и любое государство на этой планете, могло поставить на кон свои честь и репутацию.

Перевозка должна была пройти в строжайшей секретности. Однако, командор лучше всех знал, что информацию этого сорта удержать много труднее, нежели универсальный растворитель.

Сид передавал золото не только ради поощрения экспериментов Кропоткина, но и чтобы "пожурить" таким образом Чарли Брука. Цивилизаторская деятельность в Сараваке шла вяло. Чарли проявлял странную при его огромных возможностях инертность. Когда Сид вспоминал облик теперешнего Кучинга, глядя с балкона отведённого ему особняка на утреннюю Фиальту, ему невольно приходили на ум влажные и обвисшие рыжие усы Чарли.

Чарли надо было намекнуть на то, что огромные возможности, доставшиеся ему волей случая и по наследству могут оставить ленивого и скучного Раджу и перебраться туда, где движения побольше.

Сид был уверен, что Чарли не станет противостоять перевозке золота. Он скорее плюнет, обидится и напьется. И вот, напившись, он легко может от обиды выдать секретные сведения.

Однако Сид лукавил с самим собой. Все эти логичные и обстоятельные рационализации его желания погостить в Фиальте, были лишь дополнением к простому факту. Сид чувствовал себя в этом городе исключительно комфортно. Сиду вообще давно хотелось переехать в Фиальту насовсем.

Конечно, последнее было бы очень неудобно. В Крыму суровые зимы и "солнечный флот" Риппера не был бы здесь тем, чем он является в высоких широтах. Кроме того здесь отсутствовали джунгли. Отсутствовала огромная, быстро возобновляющаяся, масса листвы, необходимая для промышленного производства Зелёного Льва.

Кроме того, Сид никогда не бросил бы Чарли насовсем. Особенно сейчас, когда отношения Кучинга, как с Лондоном, так и с Ост-Индской компанией находились в состоянии холодной войны, время от времени переходящей в вооруженные стычки. Причиной такой ситуации была экспансионистская экономическая политика Сида и его несговорчивость в вопросах дружбы и вражды. Риппер не мог допустить того, чтобы Королева и Компания, не имея возможности устранить самого Сида с мировой политической сцены, оттоптались на его ближайшем друге.

Однако сейчас было самое начало мая, и Сид мог себе позволить провести один-два месяца в любимом городе. Отдохнуть, поплавать поутру в холодном и прозрачном здешнем море, позаниматься вдоволь йогой на прекрасном балконе, с роскошным видом на город и море, пофехтовать на, предпочитаемых им, абордажных саблях, побоксировать, почитать наконец что-то не техническое и помедитировать.

Фиальта - город лучше всего подходящий для успокоения сложной, нервной и обремененной обильной тяжелой виной души. Особенно весенняя Фиальта. Воздух здесь сейчас свеж и мягко ароматен. На горе, где стоит особняк Риппера пахнет можжевельником и мягким, утренним ультрафиолетом. Но ниже, на побережье висит в воздухе пряная сырая взвесь. Каждый полированный предмет сияет тысячами капель росы. Грохочут, несущиеся через город с горы два, закованных в камень и бетон речных потока. И над всем этим сырым, замшелым и заросшим папоротником городом-парком разливается аромат свежего кофе и горячего хлеба.

Сиду невыносимо захотелось кофе и булочку. Ему захотелось сидеть под брезентовым зонтиком на набережной, неспешно беседовать с кем-нибудь незнакомым, или просто читать свежий роман Жюля Верна или Конана Дойла. Сайрус Смит просил Риппера прочесть “Повесть о приключениях Артура Гордона Пима” Эдгара По. Сайрус говорил, что этот роман - самый настоящий алхимический трактат. Суть его темна и таинственна. Сайрус не был алхимиком, и он просил Риппера дать пояснения к единственному роману своего любимого автора.

Сайрус планировал непременно прочесть “Гордона Пима” до своей следующей встречи с Сайрусом. Но сейчас его много больше волновал другой текст. Он нашел вчера в библиотеке своего здешнего особняка “Таинственный Остров” Жюля Верна. Этот роман содержал историю знакомства Сайруса Смита с удивительным создателем “Наутилуса”. Роман был заказан писателю в своё время Сайрусом просто, как memory book. Неожиданно книга стала бестселлером мирового значения. Сид, к своему стыду, до сих пор не удосужился прочесть этот текст.

Сайрус переоделся в ковбойские брезентовые штаны и клетчатую рубаху, спустился в сад, где около журчащего фонтана, со скульптурой тоскующей по Улиссу Калипсо, стоял любимый экипаж Риппера. Этот vehicle Риппер теперь всегда и везде возил с собой, благо машина была небольшой. Три года назад к нему за финансированием обратились два немецких инженера, Готлиб Даймлер и Вильгельм Майбах. Они планировали разработку компактного, двухколесного транспортного средства на бензиновом моторе, аналогичном моторам самолётов “вольных лётчиков”.

Риппер охотно инвестировал в предприятие. В договоре был пункт, согласно которому, экземпляр каждой новой модели такого экипажа будет лоставляться Рипперу. Пересылку оплачивал сам Сид.

Охочий до изобретения названий Сайрус окрестил новую любимую игрушку Сида “scooter”. Двухколесная машина была способна развивать на хорошей дороге скорость в сорок с лишним миль в час. Верхом на этом аппарате Сид и помчался по мощеному булыжником горному серпантину вниз, в тонущий в весенних цветах и влажной утренней взвеси город.

Сид сел в глубокое, плетеное кресло в маленьком кафе на набережной. Было около одиннадцати утра. Время традиционного ланча в Крыму. Поэтому, чтобы не привязывать хозяина к стойке в это время, Сид сразу же расплатился.

Никаких денег в Коммунистической Анархии, само собой, не было. Однако, вовсе обходиться без системы взаиморасчетов, в современном мире невозможно. Анархисты использовали в качестве валюты так-называемые “фьючерсы”.

Фьючерс представлял собой документ, дающий право на получение от выпустившего его предприятия произвольного товара или услуги. Печатать свои фьючерсы имели право не только зарегистрированные компании, но и частные лица. Ценность фьючерса зависела в первую очередь от популярности предприятия или физического лица.
Анархисты предпочитали таки регистрировать свои предприятия в городских магистратурах, в первую очередь потому, что фьючерсы официальных компаний фигурировали в специальных рейтинговых справочниках, выходящих каждый месяц. Фьючерсы, упомянутые в таких справочниках считались самыми надёжными, и ценились в среднем выше. Однако поступали так далеко не все.

В частности, в Фиальте бытовал “цех вольных поэтов и живописцев”, выпускавший свои фьючерсы. И эти бумаги ценились весьма высоко, хотя “цех” не был нигде зарегистрирован и в рейтингах не участвовал.

Интересно, что крымские фьючерсы являлись не только финансовыми деривативами. Помимо этого они имели художественную ценность. Предприятия Крыма активно соревновались, стараясь сделать свои ценные бумаги, необычными и привлекательными с эстетической стороны. Высокая цена фьючерсов местных художников и поэтов объяснялась еще и тем, что эти фьючерсы давали право на заказ фьючерсов у ведущих художников и поэтов. Разместить на своём эмитенте стихотворение популярного автора считалось в Крыму изысканным шиком. То есть на рейтинг и цену фьючерса влияла не только репутация выпустившей его компании, но и эстетическая его ценность.

Успешные анархисты коллекционировали фьючерсы, так же, как в других местах люди собирали почтовые марки. Фьючерсы держали в специальных кляссерах и хвастались своими коллекциями гостям.

Моду эту ввёл в своё время доктор Диппель. “Спасибо крымской системе взаиморасчетов за то, что она превратила мои природные алчность и стяжательство в изящное хобби”, - говорил доктор по этому поводу. Его коллекция фьючерсов была огромной и замечательной. Доктор выставил её в специальном маленьком музее на окраине Фиальты. Посетителей в музее было столько, что размещенные этим способом, накопления доктора приносили весьма ощутимые дивиденды.

Ещё в первый свой визит в Фиальту, Сид заказал пакет своих личных фьючерсов художнику Константину Алексеевичу Коровину. Эти бумаги вот уже два года как возглавляли рейтинговые таблицы по всему Крыму. Они давали право на “обращение с личной просьбой к Дому Рипперов”. До сих пор никто не пришел реализовать свой документ. Впрочем, пока что Сид разменял только три своих билета. На сдачу с каждой своей бумаги он получил по толстенному пакету эмитентов местных компаний.

Обычные, общечеловеческие деньги, вовсе не были запрещены на острове. Магистратуры служили одновременно банками, аккумулирующими традиционные платежные средства. Более того, каждый анархист имел право на получение определенной доли от суммы скопившейся в магистратуре города в котором он жил. Он мог получить какое-то количество денег, например, в случае своего выезда за границу. Причем доля эта вырастала, если анархист приносил в магистратуру деньги, чтобы обменять их на фьючерсы местных компаний.

Анархия активно посылала своих граждан учиться в Европу. Обучение оплачивалось также из кассы магистратуры. Причём оплачивалось даже в том случае, если доли клана, человека или предприятия, посылающего юношу или девушку учиться не хватало на обучение. Крым был заинтересован в образовании своих граждан. Поэтому финансовые доли не самых обеспеченных граждан, отправляющих своих детей учиться, как правило, при этом не уменьшались. Обеспеченные же граждане часто сами предлагали списать со своего “счёта” некоторый процент за обучение отпрыска. Такой акт доброй воли всегда освещался в прессе и хорошо поднимал goodwill личности или предприятия, а значит и рейтинг фьючерсов.

Существовал оформленный закон, по которому анархист не имел права отказать другому анархисту в трёх вещах. В медицинской помощи, в обучении и в удовлетворении голода и жажды. Поэтому голодных в Крыму не было. Конечно эта ситуация была чревата тем, что медицина, реализация пищи и учительство становились своего рода “рискованными бизнесами”. То есть существовала ненулевая вероятность того, что неплатежеспособные клиенты обременят бизнес. На этот случай бытовали, так называемые, “нулевые чеки”. Специальные бумаги, содержавшие описание оказанной бесплатно услуги. Их подписывал неплатежеспособный клиент.

Эти чеки можно было превратить в магистратуре в действующие фьючерсы. Однако, успешные предприниматели предпочитали публично и эффектно буквально сжигать “нулевые чеки” в ходе специальных корпоративных праздников, называвшихся “День Зеро”. Каждое такое сожжение серьезно повышало уважение к компании и стоимость её фьючерсов.

Анархия была “условно закрытой” страной. То есть, для того чтобы выехать за рубеж, анархист должен был получить специальную “выездную визу”. На получение такого документа уходило около месяца. Ничего сложного в процедуре не было. Однако анархисты путешествовали зарубеж не слишком часто. Сид как-то расспросил одного бармена о том, почему оно так?

- Я однажды был в Италии, - ответил бармен, - Страна конечно удивительная. Но мне было там как-то нервно. Люди “большого мира” слишком серьёзны. Они словно бы постоянно следят за каждым твоим и своим шагом. Им очень важно, сколько ты съел и выпил. Их предприятия всегда на грани выживания. Мы, крымчане, чувствуем себя среди европейцев, как привыкшие к вольной воле приморские дети, чувствуют себя на солидном и серьезном корпоративном банкете. Нам там попросту не уютно.

Въехать в Крым иностранцу можно было только по специальному приглашению магистратуры Фиальты. Впрочем Кропоткин сейчас прорабатывал проект открытия части побережья от Севастополя до Фиальты для международного туризма. В глубину острова туристов Кропоткин пускать пока что не хотел. Там таилось слишком много опасных секретов.

Кропоткину, судя по всему, просто хотелось похвастаться перед миром городом, который у него получился. И похвастаться тут было чем. Фиальта представляла собой самый настоящий “авторский полис”. Шедевр социальной инженерии, урбанистики и садово парковой архитектуры. С воды Фиальта напоминала камерный и женственный, южный Гданьск, в естественной чаше, на фоне живописной горы.

Помимо польско-галицких ноток в архитектуре чувствовалась мощная ориентальная, татарская струя. Но главным шедевром, конечно, был гигантский, находившийся прямо за стеной домов “первой линии” ландшафтный парк, с пересекающими его двумя бурными весной и осенью реками.

Жилые и торговые объекты были вписаны в природный ландшафт с изумительным вкусом. За пределами парка застройка становилась проще и хаотичнее. Однако и там всё было устроено интересно и с большим вкусом. Анархия обеспечивала бесплатным жильем каждого жителя. И все дома проектировались хорошими архитекторами с учетом пожеланий будущих жильцов. Самостоятельная застройка в пределах Фиальты не допускалась. И то и другое было закреплено законодательно. Во многом потому Анархия и не пускала к себе поселенцев “с улицы”.

В Крым всё равно постоянно прибывали новые граждане. В первую очередь из Российской Империи приезжали намучившиеся и усталые представители “русского революционного подполья”. Прибывали также люди из Италии, Германии, Австро Венгрии, Османской Турции.

Каждый искатель гражданства Анархии проходил длительное собеседование по почте или в специальных “конспиративных иммиграционных бюро”, за пределами Анархии. Эти, державшиеся в строжайшей тайне, явки были серьёзной заботой секретных служб всех соседствующих с Анархией Империй.

Так уж получалось, что оппозиционность по отношению к империалистам постоянно шла рука об руку с хорошим образованием и различными талантами. Светлые головы утекали из Империй в Анархию и это волновало правительства Империй.

Хозяин кофейни принёс Риперу чашку очень крепкого и соленого кофе и большой горячий butter croissant. В Крыму варили кофе на тщательно фильтрованной морской воде. Считалось, что содержащиеся в морской воде соль, йод и сода позволяют лучше раскрыться кофейному вкусу и способствуют высвобождению тонизирующих веществ при варке. У такого обычая была так же “боевая история”. Сразу же после Крымской Революции, на острове не хватало питьевой воды. Воду экономили. Тогда, согласно легенде, и появились патентованные солёные и йодистые крымский кофе и крымское сухое вино.

Интересно, что солёное крымское вино считалось целебным в Османской Империи. Экспорт солёного вина и барабули в Турцию приносил анархистам очень приличный доход.

Хозяин извинился перед Сидом за то, что он оставит клиента одного и отбыл на ланч. Сид медленно тянул терпкий, ароматный и жутко крепкий кофе и наблюдал за тем, как двое представителей “морского народа” устанавливают в трёх сотнях метра от берега “очистную вышку”. На глубине Чёрного Моря существовала “серо-водородная подушка”.

То есть вода в глубине моря была ядовитой. Кропоткин и Диппель уже давно разработали технологию удаления сероводорода, растворенного в морской воде. Именно такое очистное сооружение и монтировали сейчас два гигантских спрута. Делали свою работу Звери Морские изумительно ловко.

Сид планировал, после лёгкого завтрака прокатиться вокруг Фиальты, а потом поехать в Ласпийскую Бухту, где находились биохимические лаборатории доктора Иоганна. Сид давно не видал доктора…

……..

Порко Россо проснулся в тот день очень рано. Сегодня ему предстояло снова обрести свободу. Порко спустился к морю. Вышел на широкий металлический пирс. Разделся догола, разбежался по глухо гремящему ржавому железу и нырнул в обжигающе холодную воду.

Проплыв по широкому полукругу, до устричных садков, он вылез на ржавую металлическую трубу одного садка, уселся по турецки на плоской площадке сверху трубы, положил руки на колени и стал повторять про себя “успокоительную мантру”. Своего рода заклинание, отчего-то возвращающее ему теперь душевный покой каждое утро. Вот что бормотал Порко себе под нос, сидя посреди залива на ржавой железной трубе:

Жил был поросёнок,
И жила змея.
Змеёю оказался ты,
А поросенком я.

Змеёю быть не просто,
И поросенком тож,
Змею однажды ждёт петля,
А поросёнка нож.

Но мы с тобой не будем
Грустить по пустякам.
Мы станем жить в том мире,
Что достался нам.

Эту песенку они с братом когда-то сочинили для того, чтобы давать друг другу “братский позывной”. Как только кто-то из них начинал насвистывать эту песенку, другой понимал, что его брат задумал какую-то опасную шалость, и должен был догадаться что именно замыслено и подыграть.

Как только Порко почувствовал, что он снова смирился со своей судьбой, он открыл глаза, опустил голову и посмотрел на своё отражение в воде. Из воды на Порко смотрело свиное лицо. Таким теперь был настоящий облик Порко. Сайрус Смит и доктор Диппель, используя свои жуткие технологии, навсегда избавили Порко Россо от необходимости носить маску.

…..

Было четыре часа пополудни, когда доктор Диппель в последний раз принял Порко в своём кабинете. Доктор сидел за массивным дубовым, плотно заставленным разной живописной чепухой, столом. Весь свободный участок столешницы занимал черный саквояж. Когда Порко вошел, Диппель снял саквояж со стола и поставил его справа от себя, скрыв от глаз Порко.

Порко расположился в большом и глубоком “психиатрическом” кресле перед столом.

- Добрый вечер, доктор!
- Здравствуйте, пациент. Как ваше самочувствие?
- Удивительно хорошо! С утра я проплыл с полмили, а потом еще милю пробежал по горной тропе. И я совершенно не чувствовал одышки.Такое ощущение, что мне снова двадцать. Мышцы у меня каменные и настроение всё время необычно хорошее.
- Ну, если вы и дальше будете постоянно трезвы, вы всегда будете жизнерадостны. У вас удивительно “жизнерадостный мозг”. То есть он производит исключительно много веществ, от которых человек чувствует себя счастливым. А вот ваша новообретенная молодецкая удаль имеет медицинское происхождение. Технически вам сейчас на самом деле двадцать лет.
- Я так и подумал, что вы меня омолодили. Но зачем?
- Не из тёплых к вам чувств, не обольщайтесь. Хотя, признаться, что за время общения с вами, я начал испытывать к вам теплые чувства. Я искренне рад, что Сид таки решил оставить вас в живых. Если вам интересно, он сказал, что без вас этот мир будет унылым местом.
- Я охотно бы извинился перед Командором, но я боюсь, что это может выйти неловко.
- Да. Я думаю, что извиняться не стоит. Я вас уверяю, что Командор давно вас простил. Идея изменения вашей внешности принадлежит не Рипперу. Это решили сделать мы с Сайрусом Смитом. Оставлять безнаказанным такое бесчинство было нельзя. Зато теперь все moving reigners этого мира будут знать, как важно для Командора всегда сохранять лицо… Сид не злится на вас больше. Но он продолжает сильно горевать о потерянном корабле. Мне даже пришлось провести с ним несколько гипнотических сеансов, чтобы облегчить его страдания. Именно поэтому вам лучше ему на глаза не попадаться. Сид человек огромных щедрости и благородства, но он крайне нервен и вспыльчив.
- Это правда, что корабль Риппера был живым?
- Это на самом деле так. Хотя я и не понимаю каким образом так могло быть. Многие идеи Риппера лежат далеко за пределами понимания нынешней науки. Его технологии - это алхимия. Они - сугубая эмпирика, базирующаяся скорее на герметическом мифе эпохи Ренессанса, нежели на чём-то ещё. С последовательно научной точки зрения разработки Риппера не могут работать. Но они работают. Это и впечатляет.
- Всё это ужасно интересно, но жутко печально.
- Давайте лучше о веселом. Так вот. Я вас омолодил, потому что многим моим друзьям необходимо вскорости пройти ту же процедуру. Возраст не щадит их, несмотря на все их заслуги. Я использовал вас, как, простите, лабораторное животное. Я отработал на вас новую, прогрессивную технологию омоложения. Старая была несколько несовершенной. Как вы видите, омолодившись в своё время, я полностью потерял волосяной покров. А вот вы, напротив, стали даже более волосаты после процедуры… Особенно в некоторых областях.
- Понятно. Значит я могу не чувствовать себя обязанным вам молодостью. Это успокаивает. Молодость слишком дорогой заём, чтобы я мог его когда-либо вернуть… Скажите, доктор, моё новое лицо со мной на всю жизнь?
- Это открытый вопрос. Сейчас мы не имеем технологии способной обратить изменения вашей внешности. Но и желания их обращать мы пока что тоже не имеем. Однако мы быстро накапливаем знания. Если у нас однажды появится такая технология, и к тому времени мы услышим о каких-то новых ваших подвигах, показывающих, что вы стали другим, лучшим человеком, мы охотно вернем вам вашу внешность. На еще одну процедуру омоложения в этом случае вы также можете рассчитывать.
- Всё справедливо. Вы на самом деле разумные и добрые люди. И мне на самом деле стыдно и больно за содеянное.
- Это хорошо. Ваш самолёт уже стоит около пирса. И вы свободны. Сид передал вам небольшой подарок. Если честно, я в очередной раз был потрясен щедростью и благородством этого человека, когда заглянул в саквояж. Я бы сам ничего вам не дал. Но я не Сид. Мой базовый порок - алчность…
- Мой тоже…
- О нет, - дорогой пациент, - Вы просто авантюрист и вами управляют опасные амбиции. Подлинная алчность вам не знакома. Это страшный, мучительный, разрывающий душу на части порок. Я потому и живу на территории Анархии, что здесь трудно ему предаваться… Вот, возьмите свой подарок, от греха подальше. - доктор передал пациенту саквояж.

Порко встал. Взял подарок, поставил его на кресло и открыл. В саквояже было две пачки денег, револьвер Smith & Wesson №3 Russian, коробка патронов к нему и какой-то бархатный черный кофр. Порко взял кофр и открыл его. В кофре оказался единственный крошечный пузырёк с чем-то зелёным.

- Осторожно с этим пузырьком, - доктор встал со своего места, - Это растворитель. Самая опасная субстанция в этом мире. Кроме того, в саквояже двадцать тысяч американских долларов и оружие. Вам не придется начинать новую жизнь на пустом месте.
- Вы думаете, что мне не следует возвращаться в Эгейское море?
- Вы, конечно, можете туда вернуться. Но там вас никто не ждёт. На вашем месте находится другой человек. Мы заключили с ним союз и он нам подходит. Это ещё один ваш родной брат. Плодовитость традиционных ирландских семей и ваша маска были слишком удобными обстоятельствами, чтобы мы упустили такой шанс превратить армию наших врагов в лояльную к нам и легко управляемую силу. Разумеется, все влиятельные Командоры в этом мире в курсе того, что Порко Россо подменили. Но большинство рядовых членов Nido об этом не знают. Естественно, если вы нападете на вашего младшего брата, стоящего сейчас у руля Nido, шансы ваши вернуть свою внешность когда-нибудь существенно упадут.
- Я вас понял, доктор, спасибо за всё и прощайте.
- Ну я надеюсь ещё когда-нибудь с вами увидеться.
- Я тоже. Но мои обстоятельства сейчас настолько неопределенны, что лучше на всякий случай попрощаться навсегда.

……………

Сид приехал в Ласпи на закате. Он оставил “scooter” на дороге и пошел по каменным ступеням вниз к лабораториям. Уже от дороги он увидал стоящий у причала большой, потрепанный красный гидроплан. Сид спустился к глинистому откосу, под которым начинался широкий галечный пляж. Здесь, в можжевеловой роще Сида не было видно с берега. Но сам он отлично видел и пляж, и пирс и самолёт. Сейчас около самолёта стоял спиной к нему очень высокий и мускулистый мужчина в красной майке, брезентовых брюках и летном шлеме. В правой руке мужчина держал саквояж. Он смотрел в закат, склонив на плечо непропорционально большую голову.

У Риппера странно, больно и сладко одновременно защемило сердце. Пронзительная “испанская тоска” охватила его. Происходящее было исключительно грустно и красиво. Текущий момент вдруг показался Сиду одним из самых значимых в его жизни. И этот момент проходил, исчезал, истончался прямо сейчас.

Ситуация теряла свою вещественность и телесность слишком быстро. Она становилась ослепительным прошлым буквально с той скоростью с которой происходил стремительный и сладкий крымский закат. Заканчивалась история. Это был финал. Завтра начнется что-то новое. А пока нужно было открыть душу и впитать каждую сладостную и горькую ноту этого da coda отрезка судьбы.

Когда солнце опустилось в море наполовину, и стало совершенно красным, пилот спрыгнул на крыло самолёта и забрался в кабину. Заработали моторы и самолет не спеша поплыл от берега по морю. Складывалось ощущение что пилот тоже старается продлить текущий момент...

Наконец моторы загудели в полную силу. Самолёт стремительно взмыл вверх, а солнце провалилось за горизонт. Смотреть было больше не на что. В этот момент кто-то невысокий положил узкую ладонь Рипперу на плечо.

- Здравствуйте, доктор! - сказал Сид, не оборачиваясь.
- Пойдемте отсюда, мой друг. У нас в фойе лаборатории три дня тому установили роскошную барную стойку. И у меня всё не было случая её опробовать.

…………………

- Дорогой доктор, - произнес Сид, - играя тонким бокалом соленого и пряного рубинового крымского вина. - Я слыхал, что до того как вы познакомились с Кропоткиным, вы состояли в какой-то загадочной организации.
- Это правда.
- Могу я попросить Вас назвать это общество?

Доктор поднял левую руку. Указательный палец он направил в потолок, а большой отставил в сторону. Остальные пальцы доктор прижал к ладони.

- О Боже! - воскликнул Сид, - Неужели Орден и правда существует?!
- Ну, раз в нашем мире существует Зелёный Лев, то отчего бы не существовать и Ордену?
- Теперь я понимаю, почему вы не любите распространяться об этом. Но ещё всего один вопрос… Можно?
- Конечно, мой друг!
- Однажды я получил сумму денег, которая казалась мне в те времена циклопической. Не мог ли Орден иметь к той сумме какого-то отношения?
- О нет, мой друг! Орден совсем не богат. Но я, конечно, не могу быть в этом уверен на сто процентов. Перед тем, как я покинул их монастырь, меня попросили выпить “капли забвения”. Я очень мало что помню об этом периоде своей жизни. То есть я помню что я сделал в науке и книги, которые я тогда читал. Я смутно помню сам монастырь, лес и свой дом недалеко от него. Я помню, как познакомился с Мартой. Помню, что я управлял орденским госпиталем. Что я лечил многих людей… Но кого и от чего я лечил я совершенно не помню. Также я не помню лиц своих подчинённых - медиков, и лиц орденских лидеров. Я не помню ничего о целях и задачах Ордена и его устройстве. К сожалению, я не могу ответить внятно на ваш вопрос, Командор.
- Тогда просто выпьем за то, что в нашем волшебном мире есть так много красивых тайн!
- С удовольствием!