Джеймс Риппер остановил свой паровой trike около большого безымянного паба в эдинбургском Вест-Энде. Джеймс хотел, чтобы его машина примелькалась до того, как он начнет серийное производство трайков. Средний человек технически не способен купить того, чего он не видал у кого-нибудь другого.

Джеймс оставил машину под парами и вошел в паб. Было два часа пополудни и в зале не было многолюдно. Джеймс взял шот скотча и солёное яйцо и сел за дальний столик.

Он не спеша тянул виски и размышлял о своих обстоятельствах. Обстоятельства оставляли желать лучшего, но и надежда на то, что все снова скоро выровняется оставалась. Последняя, к слову, надежда.

Жизнь Джеймса достаточно долго была исключительно хороша. Он родился в обеспеченной семье. Его отец Уильям Риппер эсквайр строил мельницы и мосты. Джеймс провёл своё мягкое и светлое детство в старой усадьбе в Суссексе.

Потом началось веселое бесшабашное студенчество в Манчестерском Университете. Несмотря на гомерическое пьянство, бесконечные драки и шалопайство, Джеймс великолепно закончил университет.

Он был одарен значительно выше среднего по факультету уровня. Он больше прочитывал, быстрее схватывал и глубже понимал.

Преподаватели видели превосходство Джеймса над другими студентами. И он сам его чувствовал. Из университета Джеймс вышел исключительно уверенным в себе человеком. Его тут же наняла Lancashire Cotton Corporation. Джеймс начал свою карьеру сразу с высокой должности. Его поставили главным инженером крупной “текстильной мельницы”, Brunswick Mill.

Работа не была утомительной. На свои прямые обязанности Джеймс тратил не более двух часов в день. Остальное его время фактически было свободным.

Денег Джеймсу платили достаточно много. Какое-то время Джеймс экспериментировал с роскошью. Это не показалось ему забавным. Джеймс чувствовал, что неоправданно изобильные деньги и свободное время он просто обязан употребить на что-то полезное.

Под "полезным" Джеймс понимал исключительно нечто, способное принести ему и его семье славу и богатство. Джеймс считал идею "общественного блага" чистым лицемерием. Джеймс полагал, что единственное реальное "общественное благо" - это хорошее жалование, доставшееся члену общества. Он получал хорошее жалование. Если он сам обогатится, он сможет платить подобные, а может и большие деньги другим честным и одаренным людям. Таким образом количество приличных людей, которым удалось избегнуть нужды увеличится. Это и был, единственный, по мнению Джеймса, надежный способ сделать мир лучше.

Известность сама по себе Джеймса забавляла мало. Он наелся собственной популярностью в студенческие годы. Он слыл самым отчаянным шалопаем и в тоже время его исключительно ценили преподаватели. Можно сказать, что к окончанию своей учебы Риппер даже устал от дешевого фэйма. Известные инженеры зарабатывали очень много. Только поэтому Джеймс хотел быть известным инженером.

Он стал строить собственную экспериментальную машиностроительную мастерскую. Параллельно он проектировал свою первую и вполне себе революционную разработку. Небольшой, но мощный tricycle на паровой тяге. По замыслу Джеймса машина была предназначена в первую очередь для использования в сельском хозяйстве и на лесозаготовках. Но на трицикле можно было и просто ездить, например, по городу. Не слишком быстро. Но всё же быстрее, чем в конном экипаже.

Однажды, в пабе, не далеко от Brunswick Mill Джеймс увидел Дженни. Девушка была невероятно мила, пронзительной, солнечной, конопатой милостью. Она сидела над кружкой эля, сжав голову обеими руками. Джеймс подсел к девушке за столик.

Выяснилось, что Дженни - одна из работающих на его “мельнице” ткачих. Ничего действительно жуткого с ней не случилось. Просто воры стащили у неё всё жалование и хозяйка койки, которую девушка снимала в “спальном зале”, попросила юную постоялицу съехать. Дженни было всего четырнадцать лет. В этом возрасте бытовые неурядицы такого сорта пугают смертельно.

Джеймс пригласил Дженни к себе домой. Он арендовал апартаменты с двумя спальнями, на случай, если подвыпивший друг уснёт, не добравшись до порога. Эту, вторую, спальню он просто отдал девушке.

Джеймс предложил Дженни быть его экономкой. Дженни тут же согласилась. Работать в цехе было не просто тяжело. В последнее время это стало страшно. Девушки-ткачихи умирали. Их уносила одну за одной неизлечимая болезнь, которую управляющие цинично называли “расход” (consumption). Только за последний месяц умерло четыре ткачихи.

На самом деле никакой экономкой Дженни не была. Джеймс просто выделял девушке некоторую сумму денег каждый месяц. На что Дженни полученную сумму тратила, он не слишком интересовался.

Дженни оказалась настоящей находкой. Квартира Джеймса вдруг наполнилась уютом. В ней завелось множество трогательных и милых мелочей. Салфеточки, фарфоровые собачки, цветы в горшках, и, наконец, канарейка.

Когда появилась канарейка, Джеймс понял, что он категорически против того, чтобы эта птица наблюдала своими крошечными быстрыми глазками его бурные, шумные и дымные дружеские попойки. Расстаться с птицей, превратившей его дом в жилище взрослого человека Риппер само собой не хотел. Он просто сократил количество попоек в семь раз и перенес их в ближайший паб. Теперь Риппер напивался с друзьями всего-то раз в неделю. Понятно, что сам, без друзей, он пил, как и раньше, каждый день. Однако теперь помалу. За день он приканчивал сейчас разве что пинту скотча.

Рипперу нравилось проводить вечера с Дженни. Он рассказывал ей о техническом устройстве мира. О механизмах, географии, экономике. Он читал ей вслух. А потом она стала читать самостоятельно.

Дженни проявила к литературе неожиданно большой интерес. Она потребляла художественные тексты в количестве сравнимом с объёмом поглощаемого Джеймсом виски. Скоро она начала писать недурные стихи. Джеймс поговорил кое с кем и стихи ее стали печатать.

Тут надо рассказать немного о сформированном Джеймсом вокруг себя кружке. Базу этого причудливого сообщества Джеймс заложил ещё в университете. Он придумал весьма полезную для будущих инженеров забаву. Он ввел моду на попойки в рабочих пабах.

Группа студентов, пристрастная к такому рискованному времяпрепровождению, состояла из весьма смелых, отчаянных и склонных к взаимовыручке ребят. Трусливые и мелкие люди быстро отваливались от сообщества. В рабочих пабах и случались с завидной периодичностью жестокие драки, за победы в которых Джеймса носил на руках весь университет.

Сначала студенты и рабочии просто плющили друг-другу носы и ломали рёбра. Однако со временем они стали проникаться взаимным уважением и симпатией. Боевая группа студентов Джеймса Риппера стала потихоньку обрастать опасными, но весьма полезными для будущих промышленных инженеров связями.

Драчуны Риппера стали вхожи в “криминальные кланы" Манчестера. С ирландской и цыганской группировками Джеймса и его соратников связывала самая настоящая дружба. Лидеры криминальных кланов быстро смекнули, в чём состоит колоссальный выигрыш случившейся революции отношений. Конечно чудовищный социальный chasm, разделявший британское общество на две независимые культуры, никуда не исчез. Но теперь через эту пропасть был переброшен "телеграфный кабель".

Преподавательский состав университета не просто молча одобрял рискованные забавы студентов. Преподаватели прямо покрывали своих учеников. Был случай, когда профессура университета скидывалась на взятку полиции, чтобы освободить, угодивших в кутузку юных шалопаев.

В чём тут соль? Всё просто. Преподаватели понимали, что прямо здесь и сейчас возникает принципиально новый, небывалый доселе инженер. Технический специалист с большими кулаками, способный говорить с рабочим на его языке и понимающий тёмные и часто жуткие процессы идущие на улицах бедных районов Cottonopolis. Профессора Манчестерского Университета гордились тем, что Новый Британский Инженер самозародился из дешевого скотча и кровавых соплей именно в их городе. Они чувствовали сопричастность к важному и по-своему красивому процессу, который наблюдали.

Сообщество Джеймса Риппера презирало традиционные способы отдыха британских состоятельных слоев. Вместо того, чтобы проводить время в клубах и в чужих поместьях за унылым заорганизованным пьянством, скучнейшими на свете разговорами и пустым убийством милых животных, они весело кочевали из одного рабочего паба в другой, надираясь с представителями городских криминальных структур за чертовски интересной беседой.

Шел второй год компаньёнства Джеймса и Дженни. Приближался её день рождения. Джеймс спросил, где бы она хотела отметить праздник? “С твоими друзьями, в пабе, а я своих подруг позову”, - ответила Дженни. Джеймс был несказанно рад такому её решению. Празднество вышло бурным и утром Джеймс и Дженни проснулись в одной постели. А через месяц они поженились.

Отец Риппера категорически не принял этого брака. Он рассчитывал на то, что сын употребит свое образование и положение, чтобы породниться с фамилией, имеющей реальный вес в обществе. Он не дал своего согласия на брак. И когда mariage всё равно состоялся, отказался принять молодоженов у себя в имении.

Это было печально, но печаль тонула в бурном потоке радости. Супруги уехали в брачное путешествие во Францию. А через год Дженни родила Джеймсу сына. Так появился на свет Сид Риппер.

Прошло шесть лет. За это время Джеймс успел построить четыре работающих прототипа своего трайка. Хотя, конечно, действительно хорошо работала и даже была удобна в эксплуатации только последняя версия. Сид нанял двоих подручных. Один из них был ирландцем, а второй цыганом. Цыган выполнял все кузнечные задачи. Ирландец работал с деревом, точил металлические детали на станке, сверлил, нарезал резьбы и вообще являлся основной рабочей силой в мастерской Джеймса. Ирландца звали Фаррелл, а цыгана Джордж. Джеймс Риппер специально взял себе напарников из двух конкурирующих и дружественных ему кланов, чтобы ни тем, ни другим не было обидно.

Джеймс планировал организовать серийное производство трайка здесь же, в Манчестере. Он даже присмотрел большое складское помещение, в котором собирался построить цех по производству машин и начал договариваться об инвестициях. Джеймс и здесь хотел сделать всё на свой манер. Он собирался привлечь деньги и “сверху” и “снизу”. То есть половину средств он собирался позаимствовать у своих высокопоставленных друзей, а половину одолжить у благоволивших ему лидеров кланов ирландцев и цыган.

Однако жуткое происшествие помешало планам Джеймса. На его “текстильной мельнице” вдруг началась небывалая вспышка “consumption”. Ткачихи умирали одна за другой. Однажды Дженни вернулась домой в слезах. “Расход” унес её очень давнюю и хорошую подругу. Утешая Дженни, Риппер сказал:

Я приложу все усилия, чтобы покончить с этой заразой.
Ты же не доктор... - грустно возразила Дженни.
Нет, - ответил Джеймс, - Я инженер. Остановить распространение заразы - это инженерная задача. Надо просто выяснить, как болезнь передается и закрыть ей такую возможность.
Тогда сделай это! Потому что никому кроме тебя до этого нет дела... Совершенно никому...

Джеймс со всей присущей ему страстью принялся искать решение проблемы “consumption”. Уже простой умозрительный анализ вводных данных сильно сужал поле на котором можно было ожидать найти источник заражения. Болели только ткачихи. Ни смотрители, ни механники, ни грузчики ни разу болезнью не заразились за всю историю “мельницы”. То есть очевидным образом источник заразы был скрыт в технологическом процессе.

Джеймс присмотрелся к процессу пристально и буквально сразу увидел как передается болезнь. Когда в “летающем челноке” кончалась катушка с нитью, ткачиха заменяла её. Кончик нити, намотанной на катушку, следовало затем продеть в специальное отверстие в челноке. Чтобы сделать это быстро, девушки прикасались губами к отверстию на челноке снаружи и буквально всасывали ртом воздух вместе с ниткой и заразой. Секрет “consumption” был раскрыт. И стало понятно, что всё это время он был на виду у всех. Если бы Джеймс задумался об этом раньше, ему удалось бы сохранить десятки, если не сотни юных жизней. Эта мысль причинила ему острые стыд и боль и подстегнула его к дальнейшим действиям.

Инженер буквально ворвался в свою мастерскую. Он распорядился остановить все работы по трициклу и переключиться на производство новых, безопасных челноков, чертежи которых он тут же, за пять минут набросал. Вместо простой цилиндрической дырки, он устроил в челноке запорную планку на пружине.Планка отодвигалась пальцем, нить помещалась под неё, планка возвращалась на место.

Чтобы у девушки не возникло желания работать по старинке, он устроил планку так, чтобы вдуть нить, не отодвинув ее было невозможно. Планка просто перекрывала полукруглую выемку. Нить ныряла под планку и выходила наружу. Чтобы исключить вероятность обрыва нити, Джеймс сделал планку толстой и полукруглой снизу.

Джеймс объяснил своим рабочим, что от скорости изготовления новых челноков зависят жизни реальных, милых и теплых девчонок. Джеймс и сам присоединился к рабочим в мастерской. Через двое суток изнурительного труда им удалось заменить только двадцать пять челноков. И это было меньше десяти процентов необходимого...

На третий день, спавший за истекшие двое суток от силы пять часов, Джеймс решил искать другую мастерскую, способную разделить с его командой непосильную работу. Но сначала он решил заскочить в цех и посмотреть, эффективно ли осваивают девушки новый, непривычный инструмент. Придя в цех, он увидел что все розданные им челноки куда-то исчезли. Девушки снова работали по старинке. Джеймс взял за пуговицу смотрителя. Тот объяснил ему, что все новые челноки забрали по распоряжению управляющего “мельницы”, самого большого начальника, который тут был.

Совершенно безумный, всклокоченный, бледный, потный и с чёрными кругами вокруг глаз Джеймс ворвался в кабинет управляющего.

Где новые челноки? - закричал он.
В реке, - ответил управляющий, - он даже не посмотрел на Джеймса. Ему было за пятьдесят и он и не таких ретивых видал.
Вы сбросили челноки в реку? Зачем? Почему?
Чтобы вы их не смогли снова использовать. Внедрение челноков снизило дневной выход продукта от изпользующего их ткача на двадцать пять процентов. Если работа пойдет в том же темпе и дальше, мы сорвём армейский заказ и это станет началом конца нашего предприятия. Мы и так давно уже не в первой десятке. И рисковать самым крупным клиентом мы не можем.
Но гибнут женщины! Многие из них почти дети!
А с чего вы решили, что спасать жизни - это ваше дело? Вы медик? Или может пожарный? Или полицейский? Вам платят не за то, чтобы вы спасали жизни, а за увеличение эффективности производства. Именно это записано в вашем контракте. Вы работаете здесь больше десяти лет. За это время вам удалось увеличить выход продукта на десять процентов. То есть вы увеличиваете эффективность производства чуть меньше, чем на процент в год. Это не сахар, но хлеб. Поэтому мы вас тут и держим. Вчера вы резко уронили выход товара на двадцать пять процентов. На вашем месте я бы поклонился и поблагодарил бы меня за то, что вы до сих пор не уволены.
Вы мерзавец!
А вот теперь вы уволены.
Мне плевать. Я сделаю всё, чтобы вы ответили за свою мерзость!

Однако, прежде чем сделать хоть что-то, Джеймс напился вдрызг в обществе двух своих рабочих. Он привез в мастерскую несколько бутылок отличного виски. Он выпил их с Фаррелом и Джорджем прямо там, в мастерской. Он совершенно не помнил, как потом попал домой. А утром его разбудила бледная, как смерть Дженни, сообщив, что в гостинной его ожидает полиция.

В состоянии близком к полной атрофии всех чувств и способности мыслить, Джеймс спустился в гостинную. Его не собирались арестовывать. Детектив лишь рассказал ему о том, что случилось прошлым вечером уже после того, как Джеймс пал жертвой алкогольного обморока.

Управляющий “мельницей” умер этой ночью от отравления светильным газом. Он просто лёг спать и не проснулся. При осмотре места происшествия выяснилось, что латунное колено трубки по которой подавался светильный газ было старым и “травило”. Пока вентиль газа был открыт и светильник горел, давление в трубке оставалось недостаточным для того, чтобы газ просачивался через щели в колене. Но когда управляющий погасил светильник, давление возросло и газ стал медленно наполнять его комнату.

Трубки, соединенные злополучным коленом были в идеальном состоянии. Кроме того они были окрашены, а колено нет. Колено явно кто-то заменил. И это был очевидный и символичный акт мести. Колено принесли оттуда, где люди жили в нищете и в постоянной опасности. Словно кто-то таким образом заставил управляющего прогуляться в своих ботинках.

Случилась и другая неприятность. Управляющий был женат на женщине почти вдвое моложе себя. Яркой, красивой, авантюрной, но крайне чванливой и взбалмошной особе. У Джеймса была с ней когда-то, ещё до ее коммерческого замужества, короткая интрижка. Когда он с ней расстался, у него осталось чувство, что он чудом спасся при кораблекрушении.

Так вот. Эта дама вернулась домой глубоко заполночь. Когда её муж уже лежал мертвым в своей постели. Лакей распахнул дверь экипажа и она грациозно сошла на мокрый асфальт, приподняв обеими руками подол платья, чтобы не намочить. Этот жест её и погубил. Имей она руки свободными, она смогла бы защититься.

Вдруг из темноты, перед женой управляющего возник призрак. Это была бледная, как полотно девушка с чёрными кругами под глазами и с болезненным румянцем на щеках. У нее был сильный жар. Девушка схватила обеими руками жену управляющего за голову и длинно, взасос, поцеловала её в губы.

Девушку не успели схватить. Лакеи существа неповоротливые, а кучер просто обомлел. Он вообще не понял смысла ситуации. Не понял почему девушку следует хватать. Подумаешь поцелуй…

Совершенно очевидно, что это тоже была символическая месть. Девушка безо всякого сомнения пыталась заразить даму consumption, от которого умирала сама...

Джеймс сразу же понял что именно произошло. Тьма, обычно неслышно крадущася по осклизлым закоулкам ночного Манчестера, вдруг неожиданно осмелела и впервые потрогала тех, кто обитает за высокими, испускающими яркий свет окнами.

Скажите, в каких отношениях вы со своими рабочими? - спросил детектив.
Они мои рабочии, - ответил Риппер.
Но вы пьёте с ними виски.
Я много с кем пью виски.
Вот эта ваша особенность меня и настораживает. Вы часто и много пьёте виски с людьми, с которыми человек вашего положения этого делать не должен. Скажите, какой в этом смысл?
Это просто моё хобби. В отрочестве я увлекался боксом, а потом стал пить виски в рабочих пабах. В этом видна последовательность.
Да. Вполне отчетливая.

Джеймсу откровенно нравился следователь. Он выглядел и говорил, как умный, проницательный и открытый человек. И он совершенно не подозревал Риппера.

Скажите, когда вы пили виски со своими рабочими, вы рассказали им об истории с челноками?
Вы уже в курсе истории с челноками?
Об этом говорит весь город.
Я не помню того, чтобы я рассказывал им эту историю.
Но вы могли рассказать её в беспамятстве.
Думаю что да. Вы подозреваете кого-то из моих рабочих?
Уже нет. Я успел проследить путь обоих до мест где они упали. Они чисты, как две домашних канарейки. Но на своём пути от ваших бутылок и до места своего падения эти канарейки могли спеть историю с челноками кому-то ещё. Но, конечно, они, как и вы не помнят, чтобы кому-то что-то рассказывали… Вот, что я скажу Вам, господин Джеймс Риппер. Вы производите очень приятное впечатление. И рабочии ваши тоже отличные ребята. Поэтому, я советую Вам немедленно отослать семью подальше от Манчестера. И рабочии ваши тоже пусть из города уберутся…
Всё настолько серьёзно?
Есть Свет и есть Тьма. Тьма впервые за несколько веков подняла руку на Свет. И Свет этого так не оставит. Но уже потому, что Тьма осмелилась на свой удар понятно, что Тьма сейчас очень разозлена. То есть назревает серьезная потасовка. Вы в огромной опасности. Просто потому что вы оказались на самой границе Света и Тьмы, начавших между собой драку. И я бы посоветовал Вам бежать, если бы не был обязан запретить Вам выезжать из города.

На следующий день Джеймс беседовал с представителем Lancashire Cotton Corporation. Высокопоставленный менеджер назначил встречу Джеймсу в ресторане. Уже это говорило о том, что вход в любое из принадлежащих корпорации зданий теперь для Риппера закрыт навсегда.

Образованных и деятельных людей в Британии больше, нежели в других частях света. - начал представитель корпорации, - Однако нас всё равно не достаточно. Мы владеем большей частью денег, недвижимостью, средствами производства, армией, флотом. К нам благоволят суд и полиция. Всё это делает нас сильными. Но мы окружены тысячекратно превосходящим нас агрессивным, грубым и невежественным большинством. Впрочем об этом большинстве вы многое знаете лучше меня. Вы понимаете что я имею ввиду?
Да. Конечно.
А значит вы должны понимать и то, что наш мир - это перманентная война без пролития крови. Мы одобряли ваши взаимоотношения с противоположной стороной. И ваш кулак и ваше знание ситуации в стане неприятеля и ваша способность с ним договариваться казались нам огромным политическим преимуществом. У нас был дипломат и агент на стороне врага. Но вдруг оказалось, что это у врага был агент среди нас. То есть противник перекупил нашего агента. Да, они взяли вас не деньгами. Они взяли вас жалостью и состраданием к себе. Но вы предали нас и встали на их сторону. Вы передали врагу опасную информацию. И это привело к гибели человека нашего круга. Уважаемого и заслуженного человека. Вы понимаете, что совершенное вами эквивалентно предательству на войне?
Да, я понимаю это.
Тогда вы должны понимать и то, что наказание для вас будет самым жестоким. Соверши вы что-то подобное по отношению к нашим противникам, они бы вас, конечно, просто бы убили. Но мы даже не лишим вас свободы, хотя легко бы могли это сделать. Мы вас просто изгоним из своей среды навсегда. Ни одно промышленное предприятие в этом мире больше никогда не наймет вас на работу. Устроить это для нас теперь дело чести и принципа. Вы можете поехать хоть на Северный Полюс. Если там стоит какой-то завод, и вы предложите им свои услуги, вам откажут. Мы лишаем вас самого для вас ценного права. Права быть инженером.

……………………….

Джеймс Риппер решил покинуть Англию. Он не поехал ни во Францию, ни в Германию. Он уехал в Шотландию. Он продал за бесценок свою машиностроительную мастерскую. У него были накопления. И у него был трицикл. Отлично работающий прототип принципиально новой и несомненно полезной машины.

Джеймса Риппера теперь никто не наймет на работу? Ладно. Но самому стать работодателем Джеймсу никто не запрещал. У Джеймса было аж целых два шотландских дядюшки. Оба старика жили в Эдинбурге, оба любили Джеймса ребёнком, и оба были богаты. И конечно оба терпеть не могли англичан.

Дядюшки пообещали Джеймсу ссуды под промышленное производство его машины. Нанимать Джеймса Риппера было нельзя, но давать ему ссуды прямо не запрещалось. Если добавить к этому то, что выданная Джеймсу Рипперу ссуда взбесит какого-то зазнавшегося лондонского хлыща, не дать Джеймсу денег получалось просто невозможно.

Джеймс посмотрел в свой шот. Там было пусто. Он съел солёное яйцо и решил, что передохнул достаточно. Сегодняшний день он планировал полностью потратить просто на езду по новому для себя городу. Он хотел наметить приблизительное место для будущего машиностроительного цеха.

Джеймс вышел на улицу. Его трайк тонул в густом облаке пара. Это был непорядок. С машиной что-то случилось и Джеймс подозревал что. На трубе между котлом и цилиндрами раньше торчал вверх клапан Уатта. Его прижимал к патрубку навинченный на трубу “подстаканник”. Этот же “подстаканник” служил для того, чтобы можно было при необходимости быстро и просто стравить лишний пар. Избыточный пар мог выйти наружу. Для удобства и чтобы не обжечься к “подстаканнику” была приделана деревянная рукоятка.

Этот “подстаканник” и стащил какой-то мерзавец. Клапан Уатта валялся тут же на брусчатке. В луже. И судя по цвету и запаху это была лужа мочи. В такие моменты Джеймс буквально ощущал, что превращается в быка. Точнее в Минотавра. Его ярость словно бы отделялась от него самого и становилась невидимыми доспехами. Толстой бычьей шкурой и рогами. А всё его исконное тело наполнял холодный и жестокий, бесконечно рассудительный покой.

Джеймс вернулся в паб. Его там ждали. “Подстаканник”, который был ему нужен стоял на барной стойке. В него был вставлен шот виски. Джеймс быстрым взглядом окинул помещение. Эффективных бойцов было здесь всего шесть. Остальные в драку не полезут. Эти шестеро выглядили достаточно сильными. Точно сильнее Риппера. Но они были жирноваты, сильно пьяны и потрепаны разгульной и бессмысленной жизнью. Кроме того на стороне Джеймса был эффект неожиданности. Эти вонючие кабаны не знали, что за телёнок забрел в их грязную лужу.

Первый потенциальный боец сидел за столом прямо около двери. Джеймс одним прыжком оказался над этим столом. Используя вес своего тела вместе с энергией прыжка, он правой рукой воткнул кабанью морду не успевшего понять что происходит бойца в пивную кружку.

Края кружки, как Джеймс и рассчитывал, раскололись и превратили лицо мерзавца в кровавое месиво. Джеймс за волосы отбросил бойца в угол. Этот был точно нейтрализован до конца боя. Подхватив правой рукой разбитую кружку за дно, Джеймс резко, не глядя выбросил руку вперёд и влево. Он угадал ситуацию. Разбитая кружка вонзилась точно в морду подоспевшего второго бойца. Кабан схватился за лицо и буквально завизжал. Минотавр - Джеймс кувыркнулся назад, через стол, туда, где стонала и копошилась первая его жертва.

Джеймс ударил лежащего на спине бойца в лицо ногой и проверил нет ли у того за пазухой чего-то полезного. Конечно полезное там было. Риппер достал из-за кабаньей пазухи тяжелую чугунную трубу, и с глухим ревом ринулся на еще двоих, спешащих к нему кабанов…
………...

Когда подоспела полиция, Джеймс ритмично бил лицом последнего оставшегося на ногах, шестого бойца о барную стойку. Полиции сопротивляться Джеймс не стал. Просто дал себя арестовать.

Джеймса приговорили к двум годам каторжных работ. За кабацкую драку, явно спровоцированную потерпевшими, которых было в шесть раз больше, наказание выглядело неожиданно суровым. Очевидно, что на решение суда повлияли две вещи. Предыдущие, манчестерские “провинности” Джеймса и то, что он приехал из Англии. То что английский, щуплый на вид “деятель умственности” без особого напряжения отлупил шестерых шотландских здоровенных рябых мордоворотов было совершенно невыносимым унижением, как для судьи, так и для каждого из присяжных.

Самым мерзким было то, что полиция конфисковала его трайк. Риппер был уверен, что когда он выйдет из тюрьмы, ему не удасться найти никаких следов машины. Британская армия достаточно часто “глотала” удачные разработки осуждённых или погибших инженеров. То есть конфискованные полицией машины передавались военным. Всё что попадало к военным, засекречивалось.

Денег, которые остались сейчас у семьи Джеймса, должно было хватить месяцев на шесть умеренной жизни. На что Дженни и маленький Сид станут жить потом было совершенно не понятно.

Жизнь Джеймса Риппера рухнула в пропасть. Это было самое стремительное и глубокое падение, которое можно себе вообразить. Больше всего Джеймса огорчало то, что целых два года маленький Сид будет расти без него. Возраст с шести до восьми очень важен. В это время формируется скелет “интеллектуального тела” ребёнка. И эти важнейшие годы Сид Риппер проведёт без отца...