В том месте, что не видит Бог,
Танцует Цой и суррикаты,
Глядят томлением объяты
Из-за резиновых сапог,
Цой зелен, мал хрустящ и влажен,
Он как гороховый стручок,
То вдруг замрёт суровым стражем,
То прыгнет, словно морячок.
И тишина, лишь только звуки,
Из комнат. Вот протопал кот,
А вот, хозяйка гладит брюки,
Шипит. И ручка утюга,
Напоминает труп гадюки.
И запах уксусный плывёт.
Темнеет. В темноте рога.
На них висят большие шапки.
Ондатровый суровый мех,
Внизу распластанные тапки,
И плящет Цой, как пляшет снег,
Когда нет сил идти, и сладость,
Холодной смерти клонит в сон,
И в смертном сне, пустая радость,
Далёкий чудится клаксон,
Смех, голоса, болонка лает,
Июльский, светлый милый гвалт,
И в снежной каше проплывает
Огромный серый Руссобалт.