Катя нашлась на диване, в соседнем помещение, где все еще никем не наблюдались "звездные войны". Точней на диване нашелся Прохор, голова которого по неведомой причине помещалась в алюминиевом мятом тазу. Катя обнаружилась на Прохоре. Она сидела на нем верхом, и ритмично двигалась. Широкая юбка скрывала чресла обоих, и понять совокупляются они, или только изображают совокупление было невозможно. Приподнять же, для проверки, Катину юбку Вадим отчего-то стеснялся.

Прохор повернул лысыватую квадратную, очкастую голову в сторону двери тщательно растягивая гласные, произнес:

- Обана! Командор!

- Бессовесная профанация.- ответил Вадим.

- Отчего же?

- Во-первых Командор отчётливо понимал свои цели и задачи. Во-вторых я пока что жив, по крайней мере в определенной степени...- Вадим отчего-то смутился.

- Жив, жил и будет жить. – хохотнул Прохор.

- При живом то муже! – гиеной завыла Катя?

- Вы что действительно живете в таком состояние? - Вадим щелкнул пальцем по тазу в котором покоилась голова Прохора.

- Вычту ветер! Действуй! СОС! Тонем! – закричала Катя.

- Это дюзы – очень разумно и тепло сказал Прохор.

- Тао де дзин? – заинтересовался Вадим, и вдруг его осенило –Дзинь! Так тебе понравилось. – он снова щелкнул со всего могущества пальцем в таз содержащий голову Прохора.

- Это дюзы - сказал Прохор. - Мы отрываемся. Сейчас ничего не расслышать.

- Странно, лыжи, обрыв какой-то – Вадим совсем потерял нить беседы. - Он что с седым якутом себя отождествляет? – воздух распустился морозом и гарью.

- Ебут бля ебт! Дым… - Катя понюхала воздух и ударила пяткой в наполниный головой таз. – Гагарин!

Прохор закрыл глаза и очевидно потерял сознание. Вадим сходил в ванную и положил на голову Прохора мокрое полотенце. Потом убрал из под его головы таз, опасаясь, что Прохор наблюет его целиком и потонет в содеяном.

Катя продолжала нести чепуху и фрикционировать верхом на Прохоре. Что бы подумать в тишине, Вадим расстегнул ширинку и вложил член в рот Кате, встав на кровати в рост. Катя сразу удвоила дезвость своих порывов, и в теплом уютном потоке блаженства Вадим продолжил размышления.

- Причем тут Гагарин? – думал Вадим. – Гагарин – пролетающий в ледяной пустоте первопроходец. Он первым понял нечто вопиюще новое. Это новое было настолько велико что люди перепугались. С перепугу они засунули Гагарина в железную банку и выбросили с планеты вон. В космос.

Однако в силу своей внутренней, ледяной, пропитанной инеем пустоты Гагарин смог вернуться из космической бездны. И тогда люди, пряча за психопатическим восторгом, трусливую ненависть, коварно подарили Гагарину плохой самолет… Да… Еще был якут...

В этот момент Вадим ощутил что во рту его как-то не спокойно, он ощупал лицо. Оказалось что в рот его размашисто и глубоко ныряет крупный мягкий член. Ебут, понял Вадим, что ж, так даже лучьше, когда головка члена слегка раздражает верхнее нёбо мыслительный процесс становится безупречен. Кстати, вот и результаты сей безупречности.

Якут – пионер снежных пространств, и пронзительное белое поле, на котором исчезает крошечная его фигурка… А прямо перед наблюдателем на снегу свежая, корявая лыжня , лыжня, которой почти не видно у ног оставившего ее пионера. Прохор хотел сказать нам об открытии, он же изобретатель… Хотя нет. Вероятно что открытие прохора касается какой-то новой, небывалой для него прежде формы самоотождествления... Он весь день словно пытался показать нам, что он кто-то другой, что он не тот, кем был прежде…

Тем временем Прохор, совсем уснувший и, в следствие этого, потерявший интерес для совокупляющейся группы, подкатился, оттесняемый пятью уже телами (3М+2Ж если кому то любопытно) и рухнул изумленный на пол.

От толчка он проснулся и глянул вверх. Зрелище гнусной, разнузданой оргии породило ледяной ком в его желудке. Он понял, что все это время его целомудрие было в опасности, и что он должен, как можно скорее встать на защиту своей чести. Он нашел в другой комнате, над кроватью шашку и ринулся в атаку на какой-то темный грозный покрытый свирепыми глазами силуэт.

Юра, видя, что сейчас погибнет в бою любимый, древнейший в наших краях, трансивер Прохора, схватил того под микитки и наудивленее ловко закатал в ковер. Закатаный Изобретатель, или кем он там стал теперь, словно во второй раз очнулся. Привычного, старого, доброго тела у него больше не было. От шеи и ниже он был скользко рифленым, светлосерым, синтетически нитяным.

«Кто?» - прожег его насквозь страшный выносящий из вселенной весь предметный сор, вопрос. Ужас неопределенности грядущего бытия… Смешной комок сознанья, которым выстрелили из ружья в сонм совокупляющихся когтистых ядовитых теней… Там в хаосе и мраке сочащейся плоти столько кошмарных ролей... От возможности сыграть каждую из них страх оскопляет сознанье. «Кто?!»…

Ведь каждую секунду каждый из нас рискует вдруг просто очнуться в страшном, невыносимом, безвыходном положении. Очнуться рабом, инвалидом, бабушкой… «Кто?!».. И еще и еще раз, это беззвучное, абсолютно холодное отчего-то издающее легкий запах вишни: «Кто!?».