Подъезд был пуст и пасторален, у лестничных перил дремал в зимней спячке ничем не защищенный велосипед. Вадим взял его с собой, чтобы придти в гости не с пустыми руками. Они прошли в незапертую квартиру. Кухня была пуста, там колыхались аккуратные белые занавески, пахло снегом и яишницей. Гостиная выглядела не лучше, разве что в телевизоре «Рубин» чирикали позабытые «Звездные войны». Зато в спальне обнаружилось все…

Возле стены стояли огромные металические шкафы с неведомой электронной начинкой, завораживающие своей древностью. Дрожали стрелки индикаторов, матовые блики жили на эбонитовых ручках, в воздухе дрожал острый озон, и ходило вокруг теплое, парное шуршание радиоэфира.

Под люстрой на цепи висел закопченый чайник. Прохор сидел за столом и набивал папиросу. Девятнадцать набитых папирос лежали рядком на столе, отражаясь в гигантской, с тусклым оранжевым огоньком внутри, радиолампе. Маленький черно-белый телевизор стоял перед ним. На экране скромно замерли в углу Егор, Катя и Вадим, а на полу, в ценре, высокий, сутулый, похожий на студента Ансельма, молодой человек по имени Юра рубил мясницким ножом на лучины табуретку. Лучины он складывал в стоящий под чайником, на толстом слое резины и фольги таз.

- Нарисовались, бляди… - пробормотал Прохор глядя в экран телевизора.

- Идемте отсюда, друзья, - брезгливым дискантом ответил Вадим, - Обывателю телевизор всегда приятней дружеского общения.

- Сначала отнесите на место велосипед.

- Егорушка, не вслужбу, а в дружбу, верни на место машину. Кстати где обещанные наркоманы? – Вадим улыбнулся и прилег на бухту провода на полу.

- Пятеро уже здесь, остальные на подходе. Возьмите джойнт и не мешайте работать, а то сейчас накроет и я не смогу поручиться за качество набивки.

Юра разжег огонь в очаге. Вернулся Егор. Вадим глубоко затянулся, и передал папиросу Юре, Юра Кате, Катя Егору. Взаимопонимание и дружеские чувства, распространяясь от огня, наполнили комнату. Вокруг пришипетывал идиотиком коротковолновый эфир, за окном темнело, плыл снег, в Катиных очках плясал открытый огонь. На стене, прямо под шашкой висел немецкий плакат, на котором в белейшей постельке возле пушистой европейской новогодней елки засыпал круглолицый улыбающийся бюргер-радиолюбитель в наушниках.

- Расскажи-ка мне, Прохор, - начал Вадим беседу, - Зачем ты зазвал нас к себе таким истерическим, странным образом. И почему ты не готовишь чай в кухне на газу, как все обыватели?

- Если я стану приглашать гостей на кухню, то мои родители поймут, что в их отсутствие я пускаю в дом неизвестно кого - Прохор ткнул горячим паяльником в кристалл канифоли и сладострастно втянул ноздрями ароматный дымок, - Телефонным же спектаклем я хотел продемонстрировать своё уникальное актерское дарование и способность манипулировать недалёкой массой. Это был эксперимент. Я убедился в том, что могу замотивировать вас на любой поступок, вопреки снедающему вас истинкту самосохранения. Кстати, не желаете пройтись по заснеженному полю до «Северной ТЭЦ» и взобраться на ее трубу? Говорят она выше всех в Европе.

- У меня есть приятели - альпинисты, работники МЧС, у них потрясающие радиостанции и ледорубы, я тебя с ними как-нибудь познакомлю.

- Не надо. Эти люди ходят зимой в кроссовках и не поддаются ЛСД- терапии.

- Тогда давай реализуем тебя, как актера. Вчера я закончил пьесу. Она назывется: «Покушение на Бога, Святого Георгия и Эрнста Теодоровича Кренкеля жидомасонов».

- О чем вещица?

- Сюжет таков: три бородатых фигуры в белых одеждах за круглым столом кушают косорыловку. Во тьме вокруг шевелятся силуэты в черных плащах и в очках. Силуэтов все больше, они тянут из тьмы скрюченные пальцы, и, когда опасность становится неотвратима, стол возносится ввысь в столбе слепящего света. Занавес.

- Нет, я не стану участвовать в подобном, обречённом прожекте. Нынешнему зрителю всё это это не нужно.

-А что нужно?

-Сегодня нужно что-то наподобие «Каштанки»… Сентиментальная прочувствованная история о существе, твердо стоящем на четырех конечностях...