В юности мое интуитивное понимание истории культуры было устроено так, что европейская цивилизация начиналась для меня с Сократа. Так уж нас учили в школе, а после в ВУЗе. Отвратительно учили, надо сказать.

Мне помнится какое изумление я испытал, когда вдруг понял, что Сократ - это глубоко и безнадежно разочарованный в современном ему знании философ. Своего рода философ-декадент. Следует сразу же отметить, что ровно в той степени в какой Сократ был разочарован в способности людей понимать, он был разочарован и в способности людей договориться. Все мы помним, что Сократа убили за оскорбительный отзыв в адрес афинской демократии. То есть Сократ тоже пал жертвой эмоционального аргумента. Причём ему удалось оскорбить именно демократические чувства сограждан аж в 399 м году до нашей эры!

По всей видимости цивилизационное разочарование начало копиться в античном обществе в тот же самый момент, когда вдруг взошли странные и, на вид, совершенно не своевременные всходы античных рациональности и демократии.

То бишь в полисное общество очень быстро пришло понимание того, что дивный новый мир со всеми своими статуями, бассейнами, анфиладами, портиками триремами и лупонариями вовсе не такой уж и дивный, и что его новизна стремительно снашивается, уступая место серой обыденности. Причём эта “новая обыденность” - нигде не тёплая, ламповая обыденность родо-племенной повседневности, неизменно эмоциональной, кровавой, страстной, нежной и яростной. Новая обыденность это лицемерная, безразличная, безсострадательная, холодная и полная абсурда повседневность городской жизни.

В начале четвертого века до нашей эры разочарование людей в собственной способности понимать мир и договариваться между собой было так велико, что самая известная притча, дошедшая до нас с тех времен, рассказывает о философе-декаденте, который был разочарован в знании настолько, что не записывал своих мыслей, нередко засыпал пьяным на улице, находился в вечной ссоре со своей семьей и был отравлен по решению суда за оскорбление демократии.

Как только в античном обществе началось рационально-демократическое созидание, защелкал некий счётчик усталости от демократии и рациональности. Чем общирнее, могущественнее и незыблемее на вид становились демократия и рациональность, тем большее число показывал счетчик разочарования.

Это может показаться странной идеей, но по сути стрела развития античного мира была направлена от рациональности к мистицизму и от демократии к авторитаризму. Чем большее число показывал счетчик разочарования, тем меньше люди верили в то, что натуральная философия сможет им на самом деле помочь понять мир, а демократия решить социальные проблемы. Однажды число на счетчике разочарования стало так велико, что античная философия полностью прекратила дальнейшие попытки понять мир. Стало ясно, что мир остается непонятым, несмотря на все усилия, но проблема по сути не в нем. Античная философия сосредоточилась на обществе и человеке, на этике, добре, зле и прочей узко социальной чепухе. Начался классический период античной философии.

Но счётчик разочарования тикал дальше. Однажды число на нём стало таким большим, что люди отказались от идеи демократии. Античность стала автократической. Имперской. Параллельно с этим античная философия потеряла интерес и к человеку. В бой идут хромой Эпиктет и понуро бредущий от чувственного состояния к “сверхумному экстазу” Плотин. Античная мысль впадает в монотонный и малосодержательный монотеистический мистицизм.

Отказ античного человека от рациональности легче понимается через разочарование в демократии. Эта штука исключительно просто устроена в смысле логики.

Скверно работающая демократическая машина выдаёт ошибку за ошибкой. Отправляются в изгнание ценные и достойные граждане. Разоряются полезнейшие для города и мира хозяйства. Проигрываются сражения. Унижаются благородные люди и возвеличиваются ничтожества.

Каждая демократическая лажа выглядит в целом одинаково. Существует некоторая условно позитивная на общем паскудном фоне фигура. Кто-то выглядящий порядочным человеком и высказывающий в целом не слишком идиотские идеи. Этот человек вызывает на себя агрессию всего остального политического сообщества состоящего преимущественно из подлецов, дураков и ничтожеств. Как правило битва отщепенца с дураками длится не долго. Дураки побеждают с завидной периодичностью.

Естественным образом у всякого думающего гражданина возникает вопрос:”А не лучше было бы, если бы вся полнота власти принадлежала вот этому вот единственному порядочному товарищу?”. И думающий гражданин потихонечку уверяется в том, что самовластие кого-нибудь приличного - это вполне себе резонная альтернатива правлению шайки бессовестных глупцов.

Каково главное отличие самовластия от демократии? Самовластие в некотором, буквальном смысле непрозрачно. Рождение политического решения в ходе демократической процедуры - это своего рода открытая логическая машина. Мы можем наблюдать этапы рождения решения, обсуждать его правомочность и пробовать влиять на его одобрение. Всё это получается из рук вон плохо. Но факт остаётся фактом, пока существует демократическая процедура, в политике “есть что понимать”.

Голова монарха - это чёрный ящик из которого вылетает наружу монаршая воля. Понимать процессы идущие в голове самодержца совершенно ни к чему, и более того, этого делать не следует. Хороший монарх - это по максимуму самовластный монарх. То есть такой, на которого не способны повлиять идиоты и подлецы, формировавшие политическую волю при демократии. То бишь сама концепция “политического понимания” становится мерзостна, уступая место “политическому служению”. А служение предполагает не понимание и согласие, а преданность и любовь. То есть самовластие полностью возвращает и реабилитирует сильные эмоции в толще цивилизации.

На всякое же интеллектуальное усилие отныне ложится стигма. Два мнения не могут совпадать в точности, поскольку два человека не могут стоять на одном и том же месте. А значит имеющий собственную точку зрения технически не может быть лоялен до конца. Отныне всякий рассуждающий опасен. Надежен только остро чувствующий, любящий.

Перемены в космогонии настолько отражают политические перемены, что становится и смешно и скучно. Мир просто объявляется черным ящиком, аналогичным голове монарха. Поскольку отношения между многими богами выглядят открытой логической машиной, внутри которой видно формирование решения, многобожие решительно отвергается. Тем же путём отвергается и любая натурфилософия. Отныне всем и каждому следует признать фундаментальную непонятность мира. Мир становится личностью. То есть тёмной, непрозрачной сущностью, извергающей непредсказуемую волю. На сцену выходит единый Бог, пути которого неисповедимы, и понимать которого умом не только бесполезно, но и небезопасно. Этого Бога необходимо остро, истошно любить. Иначе он карает. Жестоко и неожиданно. Впрочем он может покарать и любящего. Личность - это не заводной вертепчик Герона и не астрономические таблицы Гепатии. Личность принципиально непредсказуема и категорически неуправляема.

Мир очень надолго перестает быть прозрачным и хотя бы частично понимаемым и предсказуемым. Отныне непредсказуемость и непрозрачность становятся базовыми свойствами мира и человека в нём. Мир надолго погружается в густую, ароматную, чувственную, высоко эмоциональную, мифогенную тьму.