Авторы  Вадим Калинин
 
Река Молтава. Весенний Гданьск.

Общество “⅃”

1

Замечательный Костя Рубахин, создатель и вдохновитель рижского “Музея масонства” попросил меня написать текст о каком-нибудь моём опыте контакта с тем или же иным тайным обществом.

Я сравнительно долго думал, о каком бы таком тайном обществе я мог рассказать, в такой модальности, чтобы это было занимательно, и в тоже время никак не конфликтовало с этого общества “тайностью”. И я придумал.

Есть и вторая причина, почему я выбрал именно “⅃” для своего рассказа. На мой взгляд общество “⅃” было устроено именно тем способом, которым должно быть устроено хорошее тайное общество.

Во-первых, о нём лично мне совершенно ничего не известно. Попытки гуглить ни к чему не привели. То есть это общество тайно настолько, что даже люди, иногда пользующиеся его помощью ничего о нем не знают. Есть ли у этого общества центр? Есть ли основатели? Каков его устав? Это никому не известно. Однако я несколько раз сталкивался с этим обществом в своей жизни. Последний раз где-то в 1997 м году. И всякий раз от контактов с ним мне случалась немалая польза. А теперь я просто расскажу об этих случаях по порядку.

Впервые я увидел знак “⅃” на футболке главного редактора одной крошечной молодёжной газетёнки, в которой я в те времена подрабатывал. Это было в самом начале 90 х. Возморжно, что и в самом 90 м году… Здесь память меня подводит.

  • Какой любопытный символ, - сказал я редактору.
  • Не то слово, - ответил мне он. - Возможно, что это вообще самый любопытный из известных мне символов.

Редактор был старше меня года на три, не больше. То есть мне тогда было где-то семнадцать, а ему может быть двадцать один…

  • Говорят, что ты уезжаешь на два месяца, - поинтересовался я.
  • Да, - ответил редактор, - Еду в Испанию по культурному обмену.

Я немножко тогда огорчился. Отъезд редактора означал, что следующие два номера газетоньки не выйдут, и текущий ко мне в карман ручеёк денег несколько обмелеет.

Родители уже тогда полностью перестали меня содержать. И я пошел в другую маленькую молодёжную газетку, в надежде перехватить там каких-нибудь писательских или же художнических заказов.

Этой, другой газетёнкой заправляла по-своему роскошная сорокалетняя дама. Крупная, красивая рыжей, высокой, кобылистой красотой, непрерывно курящая только что появившиеся тогда в продаже “Gauloises”, она была обычно одета в расписные рваные джинсы и вязаную шаль. Я, в том возрасте, технически не мог не испытывать к этой даме тяжелейшего вожделения. И она это чувствовала. И ей это было приятно.

Я пришел к ней в офис уже в самом конце рабочего дня, и потому, зная о том, как она предпочитает проводить вечера, захватил с собой бутылочку “Белого Аиста”. Мы выпили по рюмочке. Закурили. Я вкратце рассказал ей свои печальные обстоятельства и она ответила мне так.

  • Игорь (имя редактора, разумеется не настоящее) мудила.Ему выделили три “путёвки” в Европу. Одну он взял себе, вторую отдал своей напрочь удутой барышне, а третью благополучно продал. Я была уверена, что третью он тебе отдаст. Ты этого исключительно заслуживаешь.
  • Кто выделил? - с сомнением поинтересовался я.

Вот тут то я впервые и увидел “⅃ - пальцовку”. Дама подняла правую руку, приставив большой палец к плечу, и подняв указательный палец вверх. Я сразу же связал этот жест со знаком на футболке Игоря. Такого жеста я до того ни разу в жизни не видал, но тут же покивал головой в ответ, стремясь придать лицу выражение максимальной уверенности.

  • Мне тоже выделили, - продолжила дама спич, - Но у меня хозяйство поменьше и мне дали только одну. Причём строго в Польшу. Сама я поехать точно не смогу. У меня дочку сейчас не с кем оставить. Так что езжай за меня. Отправление, кстати в ближайшую субботу. Автобус отходит от ДК ММЗ в семь вечера. Не опаздай. Я тебя впишу в группу. Просто покажешь паспорт на входе в автобус.И вот ещё. Я официально заказываю тебе подробный отчёт о твоей поездке в Польшу. Вот аванс.

Дама протянула мне триста долларов бумажками по двадцать. Возможно вы меня осудите, но я не смог тогда отказаться.

  • Есть она проблема. У меня нет загран-паспорта.
  • Он не нужен. Польша - соцлагерь. Сойдёт российский гражданский. Такой-то паспорт у тебя есть, я надеюсь? - она с сомнением окинула взглядом мои прикид и причёску.
  • Да. Есть конечно.
  • Ну вот его и покажешь руководителю группы у автобуса.

2

В субботу, собрав кое-какие вещи, я пришел к ДК ММЗ. Автобусов оказалось два. Это были старые и достаточно сильно убитые “Икарусы”. За передним стеклом, изнутри, там где у советских автобусов обычно был номер, оказались приклеены буквальные тетрадные листки, с грубо нарисованным чёрным маркером всё тем же знаком “⅃”.

До самого Кракова ничего интересного не произошло. Активных тусовщиков среди пассажиров не оказалось. Кто-то читал. Кто-то тупил в окно. Кто-то заткнул уши плеером. Я тоже открыл, насколько я помню, толстенную книгу Розанова в красной обложке.

А вот в Кракове случилось самое настоящее чудо. Нас встречали. Разновозрастные мужчины и женщины. И у каждого (каждой) был знак “⅃”. У кого-то на футболке. У кого-то на бумажном листочке в руках. Был даже роскошный квироватого вида парень в белой поношенной кожанке с золотым “⅃” на спине.

Ко мне подошла поразительной мягкой миловидности девушка-полячка и заговорила на отличном русском языке.

  • Вера Сергеевна (имя дамы-редактора, тоже не настоящее) попросила чтобы именно я тебя встретила. И я думаю, что она правильно попросила.
  • А как ты меня узнала?
  • По нарисованному стакану артериальной крови на джинсах. Ну и ты единственный семнадцатилетний панк в этой группе.

А дальше понятно что началось. Девушка втащила меня в среду яркой, умной и талантливой польской молодёжи. Почти что каждый день мы участвовали в каких-то ярчайших вечеринках, ходили на концерты интереснейших групп в разные “подвальные клубы”, смотрели выставки вопиюще оригинальных художников.

Не знаю уж почему, но в этом потоке мероприятий присутствовала мощнейшая фрик-струя. Майя (так звали девушку) судя по всему была уверена в том, что я гей, и старалась мне показывать как можно больше тематической жизни.

Две недели мы протусовались в Кракове, а потом поехали в Гданьск. Этот город меня очаровал настолько, что просто не захотел никуда оттуда уезжать. Мы так и провисели в Гданьске оставшиея мне полтора месяца.

Майя учила меня в первую очередь “европейской раскрепощенности”. По её словам я сидел и ходил “как в тюрьме”. И смотрел на всех, как “пойманный волк”.

Сильнее всего она старалась выбить из меня страх перед квир-поведением. Почему она так налегала на эту тему, мне было не совсем понятно. Весьма вероятно, что её саму просто “заводили” квиры и ей нравилось толкать смазливого мальчишку в эту сторону. А я особо не сопротивлялся. В России тогда этого было крайне мало, и мне было жутко любопытно.

Она свела меня с каким-то своим бывшим, и с ним у меня случился короткий, но яркий и бурный клубный романчик. И наконец она устроила мне “экзамен по теме”. Она настояла на том, чтобы я пришел на кроссдресс-вечеринку в женском платье. В тот раз я сделал это впервые и я на всю жизнь запомнил сладостное волнение, которое я при этом испытал.

Всё это время я писал заказанный мне отчёт. Насколько я понимаю, он нигде и никогда впоследствии не был опубликован. Текст отчёта потерялся. Компьютера у меня тогда не было. Я писал на древней печатной машинке “Москва”, которую возил с собой в тяжеленном сером кофре. Из-за этой машинки Майя дразнила меня Хантером Томпсоном.

Когда я вернулся в Москву, я отдал рукопись Вере Сергеевне, даже не перепечатав её. Но она не напечатала этот текст. Возможно просто не успела. Потому что через пару месяцев её крошечная газетка перестала существовать. Сама же Вера Сергеевна, по слухам, уехала жить куда-то в Европу. Сделала она это, ни с кем не попрощавшись, и никто из моих знакомых не знал, куда именно она отправилась.

Чтобы изложить всё удивительные события, в которых мне посчастливилось участвовать в ходе того польского трипа, нужно писать самый настоящий роман. По крайней мере рукопись моего отчёта насчитывала сто шестьдесят машинописных страниц. Поэтому, дав вам понять, что в Кракове было круто, а в Гданьске стократно круче, я остановлюсь.

Скажу только, что артистическое сообщество, в которое я окунулся на два месяца стало для меня важным образцом. Когда я вернулся, я принялся перестраивать своё собственное окружение, и, в частности, рок-группу в которой я состоял вокалистом по этому образцу. То была очень трудная работа. Но, во многом, у меня получилось.

Окружавшая меня молодёжь однажды перестала слушать Metallica и Accept и переключилась на Can, The Fall, Television и Tuxedomoon.

Нельзя сказать, чтобы квир-струя расцвела в подмосковной панк-тусовке пышным цветом, но однополые парочки, как мужские, так и женские перестали прятаться, и целовались при всех.

Раскованно и естественно двигаться и говорить я таки учился всю свою жизнь. И даже в сорокалетнем возрасте, переселившись в Таиланд, всё ещё чувствовал обычную русскую скованность в движениях и в общении. Сейчас я это полностью преодолел. Но я уже двенадцать лет живу за пределами России…

3

Всё прекрасное однажды заканчивается. Со своими рюкзаком, пишущей машинкой и болью в юном сердце, я впихнулся в потрёпанный “Икарус”, который должен был меня доставить из прелестного летнего Кракова обратно, в Москву. Нет. Тогда ещё Москва не была мне так отвратительна, как, например, сейчас. Просто я понимал, что кончается возможно самый сладкий и яркий эпизод моей биографии, и что мне предстоит проделать кучу работы, чтобы ещё раз испытать нечто подобное.

Я сидел в автобусе. Смотрел в пыльное окно, на убегающие назад ландшафты. Сердце моё ныло и стонало. Уже недалеко от границы, на мочеиспускательной остановке, я отошел подальше в лесок, выдуть косой. Ну не тащить же его было через границу… И автобус уехал без меня.

Я стоял на крошечной автостанции посреди чужой страны, удутый в хлам, без паспорта и вообще без ничего. В кармане у меня правда лежали оставшиеся пятьдесят баксов. Всю поездку меня кормили и давали мне жильё. Кроме того, я чуть-чуть заработал, рисуя афиши для гданьских рок-коллективов. В общем у меня оставался полтинник.

Я пошел в станционный ларёк и купил бутылку какой-то вкусной наливки. Присел под деревом и стал печально попивать её из горлышка. И тут ко мне подошли трое могучих лесорубов.

Лесорубами я их назвал из-за того, что все они были почти двухметрового роста, и все одеты в синие джинсы, клетчатые фланелевые рубашки и потёртые “рабочие” кожанки. И у всех у них были бороды. Самый высокий и крепкий лесоруб обратился ко мне на кошмарном русском языке:

  • Ты ведь из России?
  • Ну да… - ответил я.
  • Передай там своим, что мы, пoляkи, маленькая нaция, но можем дать очень большой пизды.
  • Совершенно не сомневаюсь в этом, - ответил я и, не вставая с земли, смерил взглядом могучего бородача. - Вот только чтобы всё это передать, мне нужно попасть назад в Россию. А мой паспорт и мои вещи уехали с автобусом.
  • Тебя нужно через границу перекинуть? - Друзья бородача отчего-то расхохотались.
  • Да хотелось бы…

Всю ночь и весь следующий день я квасил с польскими лесорубами, а следующей ночью они натурально отправили меня через границу. Каким образом отправили, рассказывать я не буду. Чот стремно о таком рассказывать.

На прощанье главный бородач загадочно ухмыльнулся и сделал правой рукой тот самый знак. То есть приставил большой палец к плечу, а указательный направил вверх. В ночное, почти сплошь покрытое мохнатыми летними звёздами небо.

Через пару-тройку дней я таки добрался до своего дома. Видимо это всё-таки было в 90 м году, а не позже потому что я не помню, чтобы я пересекал украинскую границу…

Мои пишущая машинка и рюкзак стояли у меня в комнате. Отец сказал, что их принёс какой-то парень, показавший ему “масонский знак”. Отец посмотрел на меня с осуждением. Он принадлежал к “патриотической” и “возрожденческой” интеллектуальной тусовке и страсть как не любил масонов.

Паспорт пришел ко мне по почте через неделю. На клапане плотного крафтового конверта был написан чёрным маркером тот самый знак, “⅃”.

4

С тех пор я никак не контактировал с той непонятной тайной организацией, вплоть до 1997 го года. В 1997 м я уже работал на достаточно денежной должности арт-директора в одном маленьком, но богатом московском издательстве.

Тот период для меня был сложным и достаточно несчастливым. Дома, в семье, у меня было совсем не хорошо, и я часто засиживался на работе за компом до поздней ночи. Тогда только-только появился Macromedia Flash и я с жутким увлечением его изучал.

Дома же у меня стоял какой-то антикварный Macintosh, который этой программы не тянул. Да и не получалось у меня дома работать. Приходили друзья, и начинался очередной сабантуй.

И вот, однажды, около семи вечера в офисную дверь позвонили. Я окрыл. На пороге стояли два подавляюще респектабельных мужчины. Более всего они напоминали двух кротов в цилиндрах из сказки про дюймовочку. Правда цилиндров на них не было. Одеты они были в дорогущие европейские пальто. Один в тёмно-зелёное, другой в малиновое.

Мой гей-радар неслышно заверещал. Эти карикатурно солидные господа вне всякого сомнения были любовниками.

В том, что постарше, я опознал одного очень высокопоставленного дядьку. Главу российского отделения некоторой западной компании. Я его до этого не встречал, но видел его лицо на рекламных материалах.

Я проводил обоих в рабочий зал и спросил, зачем они пришли так поздно.

  • Нам очень срочно нужен макет. - ответил старший крот. - Совсем небольшой. Складной шестиполосный буклет. И нужен он к завтрашнему утру.
  • Мой рабочий день закончился. Я тут оказался по большому счёту случайно. - сказал я.

В ответ на моё возражение дядька промолчал. Он просто приложил большой палец руки к правому плечу и поднял указательный вверх. И конечно же я не смог ему отказать. С тех пор ни знак “⅃”, ни соответствующий ему жест мне ни разу не встречались.