Как раз в это время у многих моих друзей появились маленькие зелёные автобусы производства ГДР, достаточно грубые модели, не так давно появившихся на московских улицах, «Икарусов». Это были недорогие, но редкие в Советском Союзе игрушки, покупавшиеся обычно в ГУМЕ и «Лейпциге» путём выстаивания длиннейших, мучительных очередей. Увидев такой автобус в гостях у своей подружки, взглянув раз на зелёную острую искру за его пластмассовыми бирюзовыми окошками, я сразу понял, что именно такой талисман меня полностью устраивает. Именно на таком автобусе возможно отправиться в мир за зелёным окном, в мир саламандр, в изумрудное зазеркалье, не опасаясь его повредить. Гарантией тому была хрупкость и лёгкость игрушки.

У всех зачарованных островов, потайных комнат, секретных доктрин есть внешний, доступный любому профану, интерфейс. Некая витрина. Это может быть таинственная, вечно запертая дверь, пожелтевший абрис с неразборчивыми координатами, старое фото с кем-то в пробковых шлемах на фоне курящихся кремовых болот, нераскрывающаяся шкатулка, повторяющийся странный сон, полная непонятных знаков и диковинных рисунков инкунабула, в общем некий рекламный проспект, обозначающий достоинства этой тайны, и предлагающий опробовать некоторые её возможности, если так можно выразиться, в свободном доступе.

Большой вопрос, может ли вообще тайна существовать без нашего к ней пристального внимания, без нашей мучительно сладкой тоски по её тёмной непрозрачной глубине? В ответ на пошлое утверждение о необходимости существования в каждой, способной к лактации, особи загадки, я обычно утверждаю непременную женственную природу любой тайны, кокетливую, взбалмошную, алчную до пустяшной бижутерии. Всякая тайна обязательно демонстрирует нам круглое колено или млечный маленький палец тёплой ступни из-под недвижимых тяжелых, портьерных складок своих покровов. Тайна не может без нашего внимания. Без нашего к ней вожделения, без наших томительных мучений она и не тайна вовсе, а так, пустая, не обустроенная территория, не удостоившаяся ни внимания, ни любви.

Несколько раз вдумчиво и обстоятельно встретив Новый Год, я убедился в том, что новогодняя ёлка – это несомненная витрина моей тайны, а то, что принято называть «рождественской атмосферой» - вне всякого сомнения сильно профанированный намёк на колорит, стиль и способ существования в её, полной зелёного сияния, непостижимой толще. Скажем так, не имея возможности отправиться в таинственные пределы, я выбрал служить им. Службе этой потребовалась литургия и новогоднее настроение, полумрак, ароматные ветви мерцающего огнями дерева, могли стать прекрасной эстетической основой для неё. Помнится, что мне совершенно не понятно было, причём тут всякие Деды Морозы, Святые Клаусы, вертлявая девица с напудренным лицом и накладной, неестественно белой косицей, звёзды с любым количеством концов и чьи-то там дни рождения.

С наступлением зимы я всё больше времени проводил за плотной шторой, перед замёрзшим стеклом, глядя на искрящиеся в темноте сугробы, на окно отцовской мастерской на первом этаже противоположного дома за сплетением заснеженных ветвей, на сложную геометрию зелёных световых фигур на ласковых, мягких, девственных, округлых снеговых холмах.

Я продумывал детали будущих своих манипуляций с новогодней ёлкой. Детали длинной, сложнейшей игры, имитирующей мои несуществующие взаимоотношения с тайной. Актёрами спектакля, который я собирался разыграть, были несколько любимых солдатиков из моей весьма богатой коллекции. Побывав в упомянутом выше удивительном доме, я загорелся страстью к собиранию множества крошечных фетишей. Я собирал солдатиков, машинки, марки, монеты и старинные бритвенные лезвия.

Любимых солдатиков было несколько. Отчётливо помню, что главным среди них был присевший, раздвинув колени для вящей устойчивости при отдаче, пират в шляпе и сюртуке, с длинным кремниевым пистолетом.

Ближайшим его приятелем и компаньоном являлся римский легионер с перекошенным от злобы лицом, застывший в напряженной агрессивной позе, зажав в одной руке короткий меч, а в другой кнут.

Третьим участником конвенции являлся могучий, лысый, высокий мавр, воздевший вверх обе руки. На левой руке мавра был закреплён маленький круглый щит, а в правой зажат короткий тяжелый шестопёр.

Четвёртым оказался спокойный ковбой, стоящий в симметричной позе, держа открытые ладони над двумя висящими на поясе револьверами. Эта неразлучная инфернальная четвёрка, мощно резонировавшая не только с мушкетёрами и неуловимыми мстителями, но и с четырьмя жуликами из зелёного ящика, несущегося скачками по пыльной дороге, была звёздной труппой театра моих детских игр. Среди остальных актёров наблюдалась некоторая текучка.

Героям задуманной мною мистерии предстояло встретиться в заснеженном штабе у подножья новогодней ёлки. Мои родители маскировали стеклянную трехлитровую банку, куда ставили ёлку, большим количеством ваты, которая водилась у нас в квартире в нездоровом изобилии, появляясь из какого-то бесплатного источника. Явления и вещи в СССР вообще делились на бесплатные и жутко дорогие. Всё, что находилось в средней ценовой нише, не заслуживало гордых имен «вещей» и «явлений».

Так вот, штаб представлял собой ватную пещерку, освещённую изнутри одной, непременно зелёной, лампочкой ёлочной гирлянды. В штабе герои должны были заключить союз и составить план покорения новогодней ёлки с целью проникновения в Тайну. Используя прочный, пластиковый упругий советский «дождик» в качестве альпинистского снаряжения, им следовало достичь «Города Просвещённых», то-есть среднего яруса ёлки, где висели самые красивые игрушки из импортных наборов.

Там четвёрке предстояло отыскать «Заснеженную Библиотеку» (удивительно изящный и трогательный стеклянный домик чехословацкого производства), в которой хранился «Изумрудный Палимпсест», древняя книга знаний, содержащая, в том числе, инструкцию по вызову Зелёного Автобуса.

Чтобы прочесть книгу, написанную на древнем языке исчезнувшей цивилизации, создавшей некогда систему ёлочных гирлянд и соединившую с неведомой целью ветви мохнатыми цепями мишуры, моим героям надлежало отыскать «Умного Зверя» (ещё одна потрясающая, тончайшей проработки игрушка, на этот раз немецкая, изображавшая рыжего добродушного медведя, обнявшего берёзовый ствол).

Наконец, расшифровав древний текст, и узнав от Умного Зверя правду о печальной, полной тягучей красивой тоски, светлой обречённости современного мира (так или иначе, новогодней ёлке вскорости предстояло покинуть мою комнату), мои герои должны были, оставив бренную современность, отбыть в бутылочно-зелёную вечную глубь Тайны на зелёном же «Икарусе». Автобус можно было вызвать только при помощи двух странных серебристых, напоминающих фантастические антенны, шаров, висящих на самой вершине ёлки, и на этом финальном пути бесстрашной, взыскующей вечности четвёрке предстояло встретиться с достаточно бестолковой, но тем не менее злокозненной бандой злодеев, не совсем осознающей свою мотивацию, и, возможно, именно вследствие этого, вялой и трусоватой.

Уже в середине декабря план был составлен самым тщательным образом и множество раз переобсуждён и перепроверен наедине с собой и с ближайшим доверенным другом. Единственное, что внушало тревогу – это отсутствие у меня зелёного автобуса. По понятным причинам очень важно было разыграть мистерию именно в новогоднюю ночь. Можно конечно было позаимствовать игрушку у кого-нибудь из друзей, например у того же доверенного друга, однако принадлежность талисмана лично мне было вопросом принципиальным.

Ещё одним, даже наверное более важным вопросом было получение зелёного автобуса мною в качестве новогоднего подарка именно от моего отца. Аватар Тайны, полученный из рук кого-нибудь кроме единственного, научно доказанного этой тайны обитателя, представлялся мне дешевым суррогатом, наподобие плоских красных и зелёных солдатиков, свободно продававшихся в любом «Детском Мире» и совершенно не пригодных для серьёзной, глубокой игры.

Раз в неделю я непременно повторял отцу, что мне острейшим образом необходим на Новый Год маленький зелёный автобус производства ГДР. Я придумал какую-то мутную, но убедительную теорию о том, почему автобус должен вручить мне именно он, причём из рук в руки. Чтобы он что-нибудь не напутал я взял у кого-то из приятелей коробку от игрушки и отдал её отцу. В общем, я сделал всё от меня зависящее для того, чтобы получить необходимый элемент задуманного мною представления.

Я очень переживал. Чем ближе была новогодняя ночь, тем важнее становилось для меня задуманное, и тем сильней я волновался, что у меня не получится. Ночами мне снились кошмары, в которых я в новогоднюю ночь засыпал, не дождавшись двенадцати, или оказывался вне дома, или меня вынуждали общаться с кем-то из гостей и я всё не мог попасть в свою комнату. Беспокойство нарастало тем ощутимее, чем ближе был долгожданный праздник, и вдруг однажды я проснулся утром первого января. И всё.