О художественности русского лоялизма

Вот ещё какая забавная мысль в голову пришла. Как известно, все сто процентов художественно ценных текстов в русской литературе составляют тексты контркультурные. И это вполне себе уникальная ситуация.

Возьмём в качестве альтернативы литературу британскую. В ней прелестнейшим образом гремит и пенится боевая и упругая лоялистская струя, окруженная множеством струй контркультурных.

Британский лоялизм могуч и огромен. Это и прелестная нацистская японистика лорда Чемберлена, и задорное философствующее рубилово Лоуренса Аравийского, и Киплинг в пробковом шлеме, и Конан Дойл с его понаехавшими злодеями. Просто любо-дорого.

В русской же литературе всё, что есть ценного - это контркультура, в той или иной степени враждебная государственной идеологии. И ведь было же много очень удачных попыток создать изящный и лоялистский одновременно абрис лирического субъекта.

Вот, скажем, нежно любимый мной, Николай Степанович Гумилёв какую красоту затевал! Бледный и модно нездоровый, но выносливый юноша-мистик в русском мундире с неразборчивыми погонами едет через выжженную африканскую саванну на тонконогой лошадке. Не просто так едет он здесь, конечно, но с развед-миссией! Чтобы отвлечься от чугунной жары, читает молодой человек про себя Пушкина и Киплинга на отличном английском. И, конечно же, крестится, на всякий встреченный коптский крест.

Очень грамотная задумка. Но по угару Российской Империи не было одобрено. Плохо вязалась эта хрупкая фигура с арапником и погромами. А потом случилась Революция и Николая Степановича и вовсе к стенке поставили. А разработка его приобрела настолько контркультурные свойства, что про неё был даже написан один из самых культовых трэш романов нашего поколения. А именно "Посмотри в глаза чудовищ" Лазарчука и Успенского.

Другая подобная ситуация случилась с Павлом Крусановым. Казалось бы его чудовищные и тем прекрасные романы самым художественным образом, креативно и желчно воспевают то, что сейчас в России и пытается происходить. Однако нельзя ни креативности, ни желчности нынче. Нужен только чистый восторг и незамутнённое стремление убивать иных.

То есть и Крусанов тоже не сделался зародышем струи художественного лоялизма в русской литературе. А сделался вместо этого странным и смешным уродцем. Грустным чебурашкой в нацистской форме. Впрочем мне его не жалко. Сам виноват. А вот Николая Степановича жалко. Он так искренне старался...

Вся эта история ещё раз иллюстрирует работу того, что я называю "системой". Эта херь - царство сплошной эмерджентности. Она сама строит себя, используя в качестве материала человеческие комплексы, страсти и страхи, а вместо каркаса давно уже потерянную из виду носителями культуры реактивную автоматику.

И да. Как верно подметил Борис Борисович, вся эта дрянь умеет двигать собой…

Содержание текста