Мы оставили свои вещи в отведённых нам апартаментах на втором этаже гостиницы и пошли пройтись по городку. Надо сказать, что это я настоял на такой поспешности.

Мне ужасно хотелось ещё немного прогуляться по местным, удивительным, порождающим болезненно пронзительное ощущение уюта, сумеркам. Прямо напротив гостиницы располагалось кафе, в котором, как сообщила нам проводница, через некоторое время после полуночи соберётся городская общественность. Дальше, через десяток домов, улица расширялась, образуя подобие крошечной площади. Здесь обнаружился удивительный цветочный магазин, расположенный внутри небольшого, в форме параллелепипеда освещённого изнутри, зимнего сада. В следующем доме находилось ещё одно маленькое кафе, через улицу от которого светились витрины книжной лавки.

Не спеша, мы дошли до самых чугунных ворот в конце улицы. Девушка открыла тяжелую створку и пригласила нас жестом в тёмный, в белых барашках заснеженных древесных крон и в тёмных острых силуэтах скал, парк. Мы прошли в зернистой снежной сизой полутьме по живописной аллее мимо неработающего фонтана и нависающей угловатой скалы к огороженному невысокими перилами обрыву.

Девушка указала нам рукой на два тёмных больших шарообразных строения на склоне и объяснила, что это оздоровительный центр, работающий летом, но совершенно пустой зимой. Тимур хмыкнул во тьме за моей спиной, я оглянулся назад. Я увидал резкие охристо-зелёные тени на полурастворённых снежной темнотой лицах своих друзей, увидел пушистые разноцветные огни в просвете ветвей за дальним концом заснеженной тёмной аллеи и снова замер в секундном ощущение острого, но спокойного счастья. Девушка проводила нас до маленькой площади, где мы с ней расстались. На прощанье она порекомендовала нам ближе к часу ночи посетить заведение напротив гостиницы.


Мы совместно решили какое-то время погреться в маленьком кафе возле зимнего сада. В заведение оказалось всего четыре столика, низкие сводчатые потолки из дикого камня, цветные кованые светильники под потолком и роскошнейшей пышности ёлка. Казалось, что дерево занимает не менее трети пространства зала.

Мы сели за столик полностью скрытый за жизнерадостно мигающей елью и попросили отжечь нам по порции абсента. Абсент оказался хорошим. К щекотному предвкушению праздника внизу живота и к сладкому чувству сделанности, устойчивой, добротной стильности всего окружающего пространства, добавилась специфическая нетерпеливая абсентная бодрость. С радостью мы погрузились в бестолковую шуструю суету идей и эмоций.

Помнится, что Дима затеял нечто, наподобие юмористической лекции о каком-то аспекте теории струн, которой он в тот момент интересовался. Дима обладал специфическим юмором. Он странным образом растягивал паузы и выделял непредназначенные, по рождению для выделения, слова, будто бы обнажая механизм произносимого текста, его скрытую структуру, безотносительную к жизни, технику взаимодействия значений и фонем.

Постепенно, увлёкшись нашим вниманием и самим ораторским действом, Дима потерял нить своего рассуждения, и я, решив, что узнать насколько хиральные фермионы выглядят уморительнее гетеротических струн нам уже не придётся, перевёл разговор в сторону общих рассуждений о словообразовании, и, если так можно выразиться, смыслообразовании.

Меня интересовала гипотеза о том, что всякая, утвердившаяся единица языка возникла благодаря пересечению нескольких эволюционных потоков. Поэтому любую корневую основу мы можем рассматривать, как продукт произвольного количества «нитей» наследования. Так, например слово «парок», очевидным образом образованное от корня «пар», не смогло бы зафиксироваться в языке без своих фонетических соседей «порог» и «порок». И было бы как минимум непроницательно не предположить открывающееся за взаимодействием этой тройки слов дополнительного поля смыслов.

Тимур в свою очередь, продолжая мои соображения, выдал три версии коммерческой подоплёки нашего нахождения в этом замечательном кафе. Все три версии были так же независимы друг от друга, как три недавно перечисленных мною слова, и так же связаны чем-то неуловимым, помимо, очевидным образом, связывающей их, доминирующей в этом месте, эстетики.

В ходе разговора мы несколько раз подожгли зелёную жидкость в своих мутного толстого стекла стаканах, отчего темп нашей беседы сильно возрос. Анжела, по всей видимости, устала следить за нашей перегруженной терминами болтовнёй, накинула полушубок и пошла прогуляться.

Она вернулась очень оживлённая минут через десять, неся в руках крупный желто-коричневый том. Оказалось, что она не уходила далеко, а просто перешла через дорогу, в книжную лавку и покопалась немного на полках.

Причиной её радости было приобретение «Codex Seraphinianus» Луиджи Серафини в коллекционном издание. Мы ещё раз воздали огненные почести изумрудной тайне и стали рассматривать картинки в, едва ли не самой странной, книге на планете.

Именно в этот момент я почувствовал, что главное началось. Голова моя словно поплыла влево, и спокойный бесцветный голос внутри меня произнёс «не нервничай, просто обрати внимание - слишком многое совпадает». Я постарался не измениться в лице, мне не хотелось беспокоить друзей. Окинув внутренним взором себя и окружающее пространство, я приписал ощущение совпадения незаметных лично мне знаков действию абсента.

Однако сосредоточиться на обсуждение книги я уже не мог, и поэтому решил пройтись. «Пойду тоже добегу до книжного, может и мне что-нибудь попадётся» - сказал я и надев куртку и шапку, скользнул на мороз. «Будем теперь в книжный по одному ходить, как в клозет?» - бросил мне в спину Дима.

Оказавшись на улице, я, разумеется, не пошёл ни в какой книжный, а решил предпринять успокоительную прогулку до костёла, тем более что оттуда теперь доносилась великолепная музыка. Играла электрическая скрипка. Видимо в костёле началась праздничная служба, проходившая не по типовой литургии.

Я спустился по улице вплоть до горбатого мостика, перешел по нему на сторону костёла и огляделся. Вниз, в темноту, к трассе уходила дорога. Отрезок дороги до перекрёстка был совершенно тёмен, зато перекрёсток освещался сразу двумя симметричными фонарями. Сверху из полутьмы был отчётливо виден заснеженный указатель с названием городка и стоящий на обочине пустой, освещённый изнутри зелёный «Икарус».