За два дня до Нового Года мы с приятелем мчались через горы на мопедах по широкой дуге. Дуга имела радиус километров в семьдесят. Она проходила через river-jump недалеко он дамбы, запирающей озеро Каенг Крачан, несколько раз пересекала реку Пэт Бури, потом забиралась в горы, туда где в чаще прятались несколько бёрдвотчингов, в которых чинные и плотные англосаксонские юнцы высматривали в обшарпанные темно-зелёные бинокли, пронзительно синих зимородков и хрупких, нежных, словно грёза удутой восьмиклассницы, лирохвостов.

Дальше дуга снова спускалась в душную лесистую тьму предгорий. Там в подолах ущелий таились чистые, полные жирных карпов и широких, похожих на инопланетные подводные корабли тилапий озера, не обозначенные на картах Google. Около этих озер произрастают удивительно уютные маленькие резорты. Они нам и были нужны. Мы искали место, где встретить Новый Год.

Мест не было. Нигде. Первый постковидный туристический сезон грешил серьёзной диспропорцией между предложением туристических горных пристанищ и спросом на них. Ковид в Таиланде убил много больше хозяйств, нежели людей. В первую очередь погибли маленькие уютные туристические предприятия.

В результате мы так ничего и не нашли. Но искать было интересно. Ветер в лицо. Шевелящийся, ароматный горный дождевой лес. И великое множество живописных, преображенных рукой гениальных и безымянных дизайнеров, шелтеров, шале, ретритов и кемпингов.

Как это часто бывает, самое сильное впечатление на нас произвел самый первый встреченный нами резорт. Сияющий густым зеленым огнем ландшафтный masterpiece, на склоне горы, на берегу светлой горной и быстрой реки. Пронизанный мягким свежим солнцем.

Там было всё что я люблю. Замшелые тропинки вьющиеся причудливо среди огромных стволов. Красные карпы в прудах из дикого камня. Сложные ароматные тени огромных листьев, запах лесной толщи, крошечные радуги над поливальной машиной, поросшие плющом стены, огромные толстые кошки, неспешные, как облака. Острый аромат кофе на ресепшене, и ледяная, искристая, бурливая, мощная горная река. Единственное чего там не было - это свободных номеров в новогоднюю ночь.

Интересно, что нам было отказано в пристанище в сём вожделенном прибежище с обескураживающей бескомпромисностью. То есть нам сказали что мест нет, и не предвидится. Я поинтересовался, есть ли места на сегодня? Мне ответили, что и на сегодня мест нет. А на следующий месяц? И на следующий месяц ничего нет тоже.

Это было странно. На парковке у резорта стояло всего три автомобиля. Пока я гулял по территории, я насчитал примерно пятнадцать бунгало. Но я обошел не всю территорию. Вероятно, что домиков было больше. Никакой заметной глазу жизни прямо сейчас в бунгало не наблюдалось, но это было как раз объяснимо. Все ушли в лес и на речку.

А вот столь ничтожное количество автотранспорта объяснялось с трудом. Впрочем, я тогда не придал этому большого значения.

Прошел Новый Год, и кончилась развеселая постновогодняя неделя. В последние её дни мы с Анжелой таки решили попасть в тот самый, восхитивший меня резорт над горной рекой.

Я начал с того, что зашел на Booking. Там этого резорта не оказалось. Было много других. В непосредственной от него близости. Отсутствовал только этот. Вожделенный.

Я открыл страничку заведения на GoogleMaps. Оказалось, что резорт имеет вполне себе живую страницу на FB.Собственно через эту страницу я и договорился о нашем туда визите.

Мы приехали во второй половине дня. В это время постояльцы обычно уже возвращаются с прогулок в свои бунгала.

Я решил пересчитать занятые домики. Постояльцы оказались лишь в двух бунгало помимо нашего. Кроме нас в резорте отдыхало только две тайских семьи. Это меня тогда не слишком удивило. Все же новогодние каникулы подходили к концу и постояльцы могли попросту разъехаться.

Домиков всего было около двадцати. Их обслуживало порядка десяти человек. И эти десять человек трудились очень усердно.

Они непрестанно что-то поливали, подвязывали, пропалывали, подвешивали.Было странно наблюдать такое усердие в полупустом заведении. Когда мы вошли в бунгало, Анжела хотела достать из сумки бутылочку репеллента. Однако в дне сумки оказалась дырка. Репеллент видимо где-то выпал.

Я очень тщательно осмотрел сумку. Ощупал её. А потом даже обнюхал. Репеллента в ней точно не было. И им там даже больше не пахло.

Я искупался в реке. Прошелся по роскошнейшей территории. Ландшафтный дизайн во многом напоминает станковую живопись. Качество полотна, сделанного настоящим художником, как правило, пропорционально количеству сделанных им мазков.

Из этого правила существует множество исключений. Например мой самый горячо любимый из нынеживущих художников - Андреа Серио относится к так называемым “быстрым” или “точным” художникам. Мастера этого сорта создают изображение, используя минимум идеально верных штрихов и линий.

Такие исключения лишь подтверждают “правило количества мазков”. “Точные” художники обходятся минимальным количеством мазков вследствии колоссального объёма предшествующих тренировок. То есть они делают даже больше мазков, чем все остальные художники. Просто эти мазки никому не видны. Они остались за спиной мастера. На тренировочных эскизах.

В период глубокого увлечения станковой живописью в юности мы с друзьями использовали уничижительный термин для работ, которым автор уделил недостаточное количество рабочего времени. Термин звучал, как “недомазано”.

В ландшафтном дизайне мазку соответствует малая деталь. Несколько мшистых камней. Извилистый корень. Вычурной формы горшок. Причудливые трещины в темной доске скамейки. Странные черные разводы на толстом выбеленном солнцем канате перил. Такие, словно в этот канат плюнула чернилами летучая каракатица. Выглядывающая из густой тяжелой листвы беленькая фарфоровая овечка. Толстые зелёные корни проросшие в старый бассейн промеж которых снуют усатые рыбы. Ослепительная электрически сиреневая гроздь цветов на фоне розового пальмового листа. И ещё великое множество спонтанно возникших и намеренно созданных деталей.

Сад по которому я гулял был “домазан” в высочайшей степени. Деталей было так много, что становилось понятно, что этот сад рос и строился очень долго. Что создавший его садовник несомненный гений своего дела. И что он глубоко предан этому своему детищу.

Хороший живописец никогда ничего не “диктует” своему полотну. Он не заключает работу в оковы “академических плавил” и не спешит замазать случайно получившийся красивый подтек, как делает это салонный глянцевый ремесленник.

Напротив, компасом хорошему художнику всегда служит случай. Ученик мучительно вспоминает правила живописи, когда пишет. Салонный лепила помнит правила назубок. Он просто делает гладко и аккуратненько. Делает правильно.Настоящий же художник “слушает краску”. Ему наплевать на все правила. Он обращает внимание только на случайно возникшие яркие и свежие эффекты и стремится их усилить.

Мой первый и главный учитель живописи, Иосиф Львович, когда-то говорил мне:”Вадим, в некоторых ваших работах цвет “поёт”. И это всё что вам нужно, чтобы писать. Забудьте о форме, линии и тоне. Они вас только отвлекут. Слушайте “пение цвета”. Просто усиливайте цветовую красоту, которая у вас получается сама собой. А форма и линия придут к вам сами. Их создаст волшебный, “поющий цвет”. И никогда не делайте цвета специально. Ваш конь - случай. Вот его и седлайте. Случай - самый хороший конь. Просто лепите мазки как попало, и ждите когда появится “поющий оттенок”. И, как только он появится, просто поддержите его. Помогите дракончику случая выбраться в мир. И он унесет вас, если не к славе и богатству, то к вершинам понимания пластической структуры мира”.

Хороший, настоящий садовник так же всегда “мчится на случае”. Если крупный корень разрушит дорожку, хороший садовник никогда этот корень не обрубит. Корень этот - щупальце случая. А случай - первый и главный союзник художника. Настоящий сад - это такой сад в котором мастер усилил спонтанно возникшую красоту. Подсадил орхидеи на упавший ствол, а не распилил его и не вывез. Наполнил мелкими цветами трещины старой стены, а не замазал их цементом. Разместил светильник в дупле мёртвого дерева, и развесил орхидеи и папоротники на его ветвях, направил лиану на стену дома, скрыв скучные доски под густой зеленью а не уничтожил ”растение паразит”.

Хороший сад растёт как мир, и настоящий садовник ни в коем случае не бог и не царь в своем саду. Он дух этого сада. Он Тоторо. Он ничего не диктует пестуемому им миру. Он только чуть помогает ему, стать цельнее и красивее. Но эта мягкая забота настолько постоянна и непременна, что она буквально выпивает всю жизнь настоящего садовника.

За такими размышлениями я вышел к ресепшену и парковке. Прямо напротив тонущей в буйных папоротниках стеклянной кофейни стояла белая и новенькая прокатная тойота. Я решил проверить получат прибывшие на этой тойоте туристы такой же категорический отказ, какой получили в своё время мы?

Я вошел в кофейню, шепотом заказал двойной горячий эспрессо и присел за ближайший от ресепшена столик. Из тойоты выбралась совершенно восхитительная пара. Мне подумалось, что эти рослые, нарочито британские, позитивные тренированные молодой человек и девушка скорее всего спешили на съёмки рекламы для неприлично дорогого загородного теннисного корта. Но сбились с пути, попали в глухой дождевой лес. И теперь ищут пристанища.

То есть с одной стороны от них исключительно крепко сквозило достатком и здоровьем. Они были просто чертовски красивы породистой спокойной красотой и сильны привычной, упругой, врождённой силой. Но с другой стороны они были растеряны и как-то надломлены. Словно отравились незрелыми бананами, но всё никак не могли себе в этом признаться.

Навстречу им вышла ресепшионист. Я точно знал, что английский у неё практически на нуле. Но одну фразу она похоже что знала в совершенстве: “Мест нет. Извините у нас всё занято”.

- Как же так нет мест? - наперебой залапотали юные спортсмены, - Войдите в наше положение. Мы устали. Нам нужен уют. Мы провели всё детство и отрочество в роскошных отцовских поместьях, и совершенно не готовы к ночёвке в лесной чаще... Мы хотим есть и спать… Мы отравились незрелыми бананами наконец…

- К сожалению мест нет, - отвечала неумолимая ресепшионистка и казалось в ту минуту, что у неё вовсе нет сердца.

Эталоны здоровой западной юности забрались назад в свою белую, как вымытый шампунем кролик, тойоту, и укатили восвояси. А я задумался. С этими мыслями я пошел к Анжеле. Я рассказал ей о неудаче спортивной пары и том, как эта неудача оказалась похожа на нашу предновогоднюю провальную попытку здесь поселиться.

- На самом деле очень странно, - сказала Анжела, - Рессорт стоит совершенно пустой. На двадцать домиков три семьи. Если бы сейчас был низкий сезон, я могла бы это понять. Но сейчас самый разгар сезона высокого. Эта ситуация нуждается в объяснении.

- Знаешь, я играл в Tropico, и там можно было строить туристические объекты, рассчитанные, например, на десятипроцентное заполнение. Понятно, что номер в таком месте стоил совершенно астрономический прайс.

- Вот именно.Мы заплатили здесь две с половиной тысячи бат. Это высокая цена. Даже очень высокая. Но если посчитать количество работающего здесь стаффа, она решительно недостаточна для самоокупаемости. Надо заметить, что весь стафф здесь высочайшего класса. Расторопный, опытный, предупредительный. А садовники, которых я насчитала целых шесть человек, на мой взгляд так и вовсе боги в своём ремесле.

- Да. Садовники инфернальнейшие.

- Небесные. Но сейчас мы не это обсуждаем. Мы обсуждаем, что сей восхитительный во всех отношениях резорт таки технически не может окупаться. И не окупается он только потому, что ресепшионистка не пускает сюда туристов. Причём со всеми туристами, которые, как мы, сюда уже просочились, она исключительно предупредительна.

- Это просто мистика какая-то.

- Давай пока что останемся последовательными рационалистами. Давай предположим, например, что сюда не пускают только иностранцев. По каким соображениям я не знаю. Например потому, что иностранцы менее трепетны и почтительны, нежели тайцы. Они могут разрушить здешнюю тонкую атмосферу. И всё это прописано в каком-то катехизисе, который стафф просто не имеет права нарушать.

Однажды бухгалтерия подобьет доходы и расходы, и поймёт, что такую фильтрацию клиента она позволить себе не может. И тогда правила изменятся. А пока что всё остаётся так как есть.

- Хорошая гипотеза. Давай примем её в качестве рабочей. И в этом случае наше нахождение здесь тоже вполне объяснимо. Ресепшионистка приняла нашу заявку в чате ФБ. Она не видела нас. И не могла быть уверена в нашем происхождении.

- А чего же она в твой профиль не зашла?

- Ну это сложно и долго. Она говорила со мной в чате и все решения приняла очень быстро. У неё просто времени не было на изучение моего профиля. А потом стало уже поздно. Она приняла мой заказ и обратного пути не стало.

Мы спустились к обеду. Бесконечно холодная и непроницаемая по отношению к аватарам успешной юности ресепшионистка стояла возле накрытого для нас столика на берегу мощной и холодной горной реки. Она лучилась тёплым участием и мягкой симпатией. Когда мы подошли, она с колоссальным трудом произнесла явно специально выученную для этого случая фразу “Enjoy your meal!” и склонилась в том самом, очень непростом в исполнении “японском поклоне”.

Во всём этом явно была какая-то таинственная, непостижимая для нас логика. Перед обедом я для аппетита немного покурил крепких, с перечным ароматом, шишек. И теперь мне мерещилась наша с Анжелой потаённая особость. Эту особость не замечали поверхностные и поспешные во всём европейцы. Но плавные и вдумчивые тайцы приметили лёгкие, шипучие сиреневые искры в нашей крови. Потому они и открыли для нас ворота своего томительного и тёплого рая…

В бунгало я вошел чуть позже Анжелы. Она стояла на фоне огромного стеклянного окна, за которым шумела лесная горячая ночь. В руках у неё была та самая белая сумка, через дырку в дне которой выпал наш репеллент. Сейчас Анжела держала тот, потерянный репеллент в руках.

- Ты нашла репеллент? - спросил я.
- Дело не в том, что я его нашла. Дело в том, где я его нашла.
- ???
- В сумке!
- Быть того не может! я её всю буквально прощупал. Это мистика!
- Вот и я о том же.

Мы сидели на широком досчатом балконе над многими озерцами разбросанных по саду ночных огоньков. Я вспомнил отчётливое ощущение присутствия кого-то, охватившее меня в самой середине сада, где я рассматривал старый бассейн с большими, красными, усатыми карпами. Этот бассейн был сложен из огромных замшелых валунов и формой напоминал горизонтальную восьмерку. Знак бесконечности.

В центре симметрии восьмёрки, там где соприкасаются круги росло высокое и очень старое дерево-бодхи. Труба, соединяющая две чаши бассейна проходила между корней дерева. И сейчас эта труба была зацементирована.

В правой чаше, один из могучих корней расколол дно, и вода ушла в щель. Чтобы левая чаша не слишком мелела, трубу перекрыли. А в правой чаше устроили что-то наподобие сада камней. В результате декоративный бассейн приобрёл отчётливый ньюэйджевский символизм.

Восьмёрка бесконечности, в левом кольце которой кипела водная жизнь, а в правой чаше торжествовала костная и мёртвая материя, заключенная в симметричные и равновесные формы. А в середине, надо всем над этим возвышалось, словно мифическая гора Меру, древнее дерево-бодхи.

Я немного отошел, чтобы лучше рассмотреть всю композицию в целом, и тут я и ощутил отчётливое присутствие. Кто-то смотрел на меня из развилки ствола прямо за моей спиной. Кто-то серый, пушистый и очень большеглазый. Я резко обернулся. Но в развилке ствола никого не было. Только высоко, в светлой, сладко шелестящей кроне играли толстенькие весёлые бурундуки.

- У меня есть ещё одна гипотеза, объясняющая недоступность для иностранцев этого места. - сказала мне Анжела, когда я вернулся в бунгало, - Но она совсем мистическая.

- Ужасно интересно!

- Здесь кто-то живёт. Какой-то дух. Кто-то из тех, кого тайцы называют пхи, а японцы ёкаи. Это такое мягкое, пушистое, игривое существо.

- Очень глазастое.

- Ага. И оно любит таскать чужое. Потом оно это чужое возвращает. Оно таскает не из алчности, а ради забавы. У нас оно утащило репеллент. А потом вернуло его. А представь себе, что у каких-то, например американцев, это создание вытащило, скажем, бумажник. Через какое-то время оно его вернуло. Но скандал был, конечно, эпический. С тех пор европеоидов сюда не пускают. Тайцам легко объяснить такого сорта события. Они верят в духов. Потому здесь и отдыхают только тайцы.

- Очень красивая гипотеза! Поеду привезу нам с тобой по бутылочке пива, а этому милому созданию конфеточку. Надо его поощрить. Всё же он вернул нам репеллент.

- Ты думаешь это “он”?

- Ага, мне кажется, что оно мужское. Этот сад вообще мужчина. Вот дом и сад, в которых мы с тобой живём очень женственные. А это мужественный сад…

- Точно. Я же видела девушку в розовом плаще в нашем саду. Она ушла в стену…

Утром я проснулся от очень громкой и трескучей музыки. На часах было шесть утра. Я решил встать. Тропики благодарны к жаворонкам. Тем, кто встаёт рано, здесь достаётся много больше жизни и любви.

Я вышел на балкон.Было свежо, зелено и сыро. На балконном столбике сидел толстый, похожий на пушистую и полосатую грушу бурундук. Он ел забытый нами вчера на столе ломтик яблока.

Мне стало интересно, откуда доносится эта противная музыка. Я взял Ipad и открыл Google Map. Оказалось, что буквально в паре сотен метров к северо-западу от нас располагалась воинская часть. Вид у неё, по крайней мере на картах, был самый что ни есть стратегический и секретный. В аннотации к GooglePoint было на трёх языках написано “Запретная зона! Присутствие посторонних строжайше воспрещено!”.

Тем временем проснулась Анжела. Она вышла из комнаты сонно и уютно переступая босыми пятками по тёмным лакированным доскам. Словно девочка из подросткового сёдзё, она тащила за собой огромную подушку. Анжела водрузила подушку посреди балкона. Залезла на неё с ногами и закурила.

- Есть ещё одна гипотеза. - начал я, - В этот раз it's very clandestine. Тут совсем рядом очень суровая и закрытая военная база. Это она и шумит сейчас. Видимо солдатики зарядку под музыку делают. Из-за этой части присутствие иностранцев на окружающих её туристических объектах может быть нежелательным.

- Хорошая рациональная гипотеза. Но моя про пушистого духа мне нравится больше.

- Мне тоже. Я вообще терпеть не могу всё военное и секретное.

Второй наш день в приречном раю вышел плавным, славным и долгим. Я долго висел в толще речного обжигающе холодного течения, ухватившись за борт привязанной к длинному тросу пластиковой красной лодки.

Потом я долго обсыхал, сидя на широких верёвочных качелях с неструганным дощатым сидением, стуча зубами от холода. Потом мы с Анжелой долго пили отличный кофе и разговаривали про кошек и бурундуков.

Я долго бродил по саду, записывая про него англоязычный видеоролик для Minds.com. Потом я ещё раз обошел весь резорт и сфотографировал все показавшиеся мне интересными его детали.

Анжела работала. А я рисовал в ArtRage на Ipad. Я недавно купил себе Apple Pencil и теперь не мог нарадоваться этому инструменту. Когда рисовать мне надоело, я начал писать этот рассказ. Потом снова залез в реку. А потом пришло время ужина.

В этот раз я не стал перед ужином ничего курить. Во время трапезы к нам подошел очень азиатско-чиновничьего вида мужчина. С солидным брюшком, в дорогом пиджаке и в параллельных глаженых брюках. Из разговора мы поняли, что этот человек - хозяин таинственного резорта и что он приехал сюда отдохнуть.

Уже при первом взгляде на владельца резорта мне стало ясно, что этот сад не совсем коммерческое предприятие. Хозяин зарабатывал свои могучие деньги где-то ещё. Здесь он их тратил. Этот сад был его увлечением и страстью. Он отдыхал здесь от примитивного, жестокого и грубого мира коммерческого управления.

Когда мы пришли домой, Анжела изложила мне ещё одну гипотезу о происхождении здешних порядков.

- Возможно стафф просто ожидал приезда хозяина. Хозяин сказал что приедет под Новый Год. Но не сказал, когда точно. И стафф держал резорт практически пустым в ожидании визита босса.

- Мне это объяснение кажется самым вероятным.

- Каждое следующее объяснение всегда кажется более вероятным, нежели предыдущее. Но мне всё равно больше всего импонирует версия с пушистым духом.

- Хозяин может оказаться просто воплощением этого пушистого духа. У него достаточно уютный вид.

- Мне кажется, что скорее человеческим воплощением садового духа должен быть кто-то из gardeners. Интересно, кто?

- Возможно, что они все и сразу. Меня потрясает неутомимая слаженность с которой они работают. И ведь они не на секунду не останавливаются. Они буквально постоянно что-то метут, копают, поливают, подрезают. И при этом практически не разговаривают. Словно ими кто-то управляет телепатически из единого центра.

- Или они просто знают что делать. Инстинктивно.

- Или так.

Хозяин всю ночь веселился в обществе своей жены и какой-то неприятного вида европейской супружеской пары. Корявый с отвисшим брюхом и красным испитым лицом супруг и подобающая ему расплывшаяся и грубая, крикливая жена. Я было с ужасом заподозрил в этой паре наших соотечественников. Но потом понял, что нет. Что это были какие-то европейцы. Возможно немцы или же шведы.

В какой-то момент я поймал себя на том, что подслушиваю через стену пьяный разговор. Мне пришла в голову параноидальная идея о том, что хозяин резорта - это такой тайский Паратов, а сам резорт - это его “Ласточка”. И сейчас он продаёт главную радость своего сердца бездушному дельцу. Эта мысль наполняла меня ледяным мучительным ужасом.

Вскоре я убедился в том, что я ошибался. Неприятный европеец говорил с хозяином резорта подобострастно и заискивающе. Весьма вероятно, что европеец находился по отношении к хозяину резорта в очень и очень подчиненном положении. И разговаривали они в основном о покупке какого-то гольф-клуба, возможно принадлежавшего европейцу. Это меня успокоило. Если у хозяина были деньги достаточные, чтобы прикупить себе гольф-клуб, ему не было нужды продавать этот райский сад. Когда я это понял, я успокоился и уснул.

Утром мы собирали вещи. Уезжать не хотелось. Две огромные, инфернально толстые кошки пришли на наш балкон, расселись с двух сторон и совершенно неподвижно наблюдали за нашими обстоятельными сборами.

- Две одинаковых белых сумки! - вдруг воскликнула Анжела. В её голосе была горькая нотка.

Я сразу же понял в чём дело. Мы предполагали, что у нас есть только одна белая сумка из нетканного полотна с дыркой в дне. Через эту дырку провалился репеллент, который потом чудесным образом в эту сумку вернулся. И тут Анжела нашла вторую белую сумку. Точно такую же.

Если же сумок было две, то никакого чуда не было. Просто мы искали репеллент сначала в одной сумке. А потом Анжела нашла его во второй.

- Ну вот… - протянул я, - вечно вот это вот всё…

Когда я нес две полные всякой ерунды белые сумки к нашему скутеру, я думал о том, что глазастый и пушистый дух этого места поступил совершенно правильно, подбросив нам вторую сумку. Чудо необходимо “закрывать”. Чудо принадлежит “пространству чудесного”. И оно должно оставаться в этом пространстве. Если чудо проникнет в пространство повседневности и приживётся там, оно станет скучной обыденностью.

Такой скучной обыденностью стало уже множество чудес. Полёт по воздуху. Разговор на расстоянии. Процедуры омоложения и смены пола. Можно очень долго перечислять все чудеса, которые переехали жить в повседневный мир и стали обыденностью.

А это не хорошо. От того, что чудеса эмигрируют в повседневность “пространство чудесного” истощается. Поэтому чудотворец, отпуская гостей из “пространства чудесного” должен позаботится о том, чтобы у них сложилось полностью рациональное объяснение произошедшего с ними чуда. Тогда они увезут с собой в косный и обычный мир органичный и естественный для него рациональный нарратив. А чудо будет дальше бродить огромным, облакоподобным котом в изумрудно-охристых мокрых кущах “пространства чудесного”.