Услышал недавно историю одного тайского автомеханника, который неожиданно решил стать проституткой. Гомосексуальной естественно. И стал.

Я представил себе юношу в спецовке, в очках-консервах, среди свисающих с потолка карданных валов и литых дисков, присевшего с самокруткой на старую автопокрышку, ушедшего в причудливые грезы. Представил себе как этот юноша встает среди старого железа и свежего мазута, и сквозь застилающую ум похотливую взвесь произносит:"Сегодня! Сейчас!".

Подумал об узости предложения соответствующих услуг на тайском рынке. Боа, перья, миниюбки. Случаются топики да трусы спортивные с кроссовками еще. Ну ладно, в Бангкоке есть немного ребят в цилиндрах, смокингах и белых перчатках. И всё.

За границами черно-розового царства буффонады простирается мертвая каменистая пустыня. А ведь многие туристы с детства мечтали о хрупком юноше в потертой робе, источающей запах моторного масла, или о черном и сухом, как мангровый ствол белозубом рыбаке в просоленной бандане, о погонщике слонов, ловце жемчуга, бродячем музыканте...

И вот они стоят, с грустью теребя в карманах толстые кошельки, смотрят на отплясывающих канкан длинноногих ледибоев в ярких плюмажах, и понимают что родились не в то время. Или может быть не в том мире.

Я вспомнил все яркие пары и отдельных персонажей мировой беллетристики, вызывавшие у меня в отрочестве определенные соображения. Капитан Немо и профессор Аранакс, Альберт и Фома, космолетчик Горбовский, Винтик и Шпунтик... В общем я много и плодотворно думал.
__________________________

Да. Чуть не забыл Вам сообщить. Юный автомеханик, ушедший три недели назад в проститутки, вернулся назад. В целом, вся эта история сильно напоминает поэму Александра Блока “Соловьиный Сад”.

Молодой человек с наслаждением отдался водовороту порока и легкой жизни. Он искренне упивался развратом и богатейшие клиенты не чаяли в нем души. Однако, чем круче грохотал вокруг водоворот разгула, чем жарче плясали ледибои, чем более крупные суммы запихивали ему толстосумы промеж ягодиц, тем чаще он замирал среди веселья. Ронял слезу с накрашеных ресниц в бокал Мартини, и с горечью и тоской шептал:”Каптерочка моя… “.

Прошли три недели, и вот он вновь возник на пороге своей мастерской. Похудевший, бледный, с подведенными глазами и блуждающей улыбкой. Привлеченный слухами клиент пошел широким жирным косяком. Вчера я проезжал мимо той мастерской. В роскошной, алой уже чуть замасленной шляпке над старой мешковатой рабочей спецовкой, юноша красил из пульверизатора несколько мотоциклетных корпусов в карамельный, закатно-розовый и лазурный цвета. Изо всех его карманов торчали испачканные краской купюры. Он рассеянно, мечтательно и зовуще улыбался.