Поэзия Лиды Юсуповой законным образом прочитывается и в рамках документальной поэзии, и в рамках феминистической оптики (которая из оптики решительно переходит в практику).
Более того, Юсупова предстает одной из наиболее значимых фигур, соотносимых с данными полями. Однако ее письмо довольно резко выделяется на общем фоне самой стратегией прямого поэтического действия: не только опыт субъекта оказывается отчужденным от самого субъекта, но и вообще любая форма прямого сопереживания здесь провоцируется жестом растождествления (а не отождествления, пусть бы сколь угодно условного, но тем не менее не вовсе изъятого из инструментария, с помощью которого современная поэзия воздействует на реципиента).
Свидетельство, которое возможно передать словами, именно потому заведомо недостоверно: оно формулируется той стороной, которая заинтересована в умолчании и искажении, и более того — расчеловечивании противоположной стороны, лишении ее даже самой возможности быть субъектом («... у преступников и судей есть имена, а у жертв обычно лишь инициалы», — пишет Галина Рымбу в предисловии к книге Юсуповой «Протоколы»). В этом смысле перед нами нечто иное, нежели трансформация травмы в текст (опыт, как я уже сказал, остается принципиально отчужденным), — перед нами последовательная и бескомпромиссная критика языка насилия, который оказывается способом дальнейшего воспроизводства насилия. Как ни парадоксально, помимо актуальных критических и активистских практик здесь можно увидеть и не предусмотренный, кажется, концептуализмом, — впрочем, косвенно предвидимый Д.А. Приговым, — способ деконструкции языка, в котором место эстетического диктата властных языков культуры занимают уже социоантропологические аспекты языков власти, насилия и подчинения, которые приходится взламывать вместе с присвоенным и инкорпорированным в само тело подчиняющей машины фантомом обезличенной жертвы; но это и позволяет придать жертве новую субъектность, а реципиенту, вопреки всему, через негативность прийти к солидарности.
Кажется, кроме Лиды Юсуповой мы не встретим никого, кто проводил эту головокружительную и без гиперболы страшную (в прямом, физиологическом смысле) операцию.